"Дмитрий Шашурин. Самородок, люди и лошади (Авт.сб. "Печорный день")" - читать интересную книгу автора

пятках колются вросшие в мясо волоски, не наступишь на пятки прямо, и ноги
сами по себе становятся колесом. Правда, никто не решился проверить эти
сведения у самого Ахмета, тем не менее все завидовали его кривоногости,
жалели, что их не подсекли в свое время, уж наверное, не было бы у них
этих саднящих и стыдных потертостей.
Никакого прямого отношения все это не имело к тому, что случилось с
Петром Викторовичем во время пикника, а вот представлялось так навязчиво,
как будто имело отношение. Петр Викторович понимал, что из-за Сухова,
из-за его кобылы, но ведь не станешь же к самородку приплетать суховскую
кобылу. По мнению всех ребят, она была очень похожа на самого Сухова, а
Сухов на свою фамилию. Щуплый, серо-седенький, с блеклыми глазами, очень
скучный. И кобыла была скучная, грязно-белого цвета, костлявая, с
выпирающим хребтом, - Петр Викторович только один раз попробовал на ней
прокатиться верхом и только по двору конюшни, а ссадины получились
посолидней обычных вечерних, и Петру Викторовичу пришлось на несколько
дней отказаться от поездок в ночное. Отличалась суховская кобыла и еще
одной неприятной особенностью - она _секлась_. Гораздо чаще лошади
_засекаются_ - задевают на бегу копытом или подковой бабку другой ноги, с
годами на месте засечки нарастает черная бородавка. Суховская же кобыла
секлась - у нее трескалась кожа, и не в определенном месте, а где попало.
Вдруг, непонятно почему, по шерсти у кобылы текла струйка крови,
застывала, чернела, потом в другом месте вытекала струйка: щеголяла кобыла
сплошь в черных потеках, которые облепляли черные мухи. Секется, однако,
говорил Сухов. Отец же Петра Викторовича чуть не восторгался своим личным
транспортом и любил вспоминать, что все не обратили внимания на Сухова с
его кобылой, когда выбирали себе лошадей, а он вот выбрал и не прогадал,
наоборот, теперь самый безотказный транспорт оказался у него.
Петр Викторович, еще будучи тогда Петей, заметил, как люди, выбирая,
словно подбирают к себе. Главный инженер, сам гладкий, большой и красивый,
выбрал гладкого блестящего нутреца, безотказный работящий отец -
безотказную суховскую кобылу.
И всегда, стоит лишь Петру Викторовичу представить пикник на берегу
Томи, как в голове замелькают подробности одни мельче других, да еще ярче,
выпуклее основного события, как его с годами стал называть Петр Викторович
- самораскупоривания самородка. Небось так вот и думал о нутреце да
кобыле, когда ехал рядом с Суховым на облучке вверх по Томи, и, конечно,
еще об инженеровой дочке. Поэтому дорогу от города до парома Петр
Викторович совсем не помнит.
Как будто проехали гостиницу и сразу же съезд к перевозу. На самом деле
кобыла трусила до перевоза часа полтора, если не два. Паром загружался на
той стороне, и Петр Викторович, засучив штаны, бродил по песчаной отмели,
а отец собрал сухой промытый песок с мысочка и завязал в носовой платок.
Тут откуда-то подвернувшийся рыжий мужик с бородой - тоже, может быть,
ждал парома, - стал с хитростью уверять отца Петра Викторовича, что золота
тут нет и быть-то не может, потому что здесь нигде близко нет никакого
золотишка. И до того он был хитер, что даже не слушал, как отец, несколько
напуганный, старался объяснить, для чего он взял песок, - для
строительства, там определят, может, этот песок годится для приготовления
раствора. Но рыжий хитрил все сильнее и все ласковее убеждал, что нету в
этом песке золотишка. И Петр Викторович видел - еще немного, и отец, может