"Ирвин Шоу. Зеленая Ню" - читать интересную книгу автора

в лифте ущипнул ее за левую ягодицу. Само собой, Аллу приглашали на
бесчисленные обеды, съезды, приемы, вечеринки, и всюду ее сопровождал верный
Баранов. В начале, живя в свободной атмосфере литературно-артистической
Америки, Баранов напрочь лишился молчаливости, столь свойственной ему в
последние годы, проведенные в Москве. Он часто смеялся, по первой же просьбе
пел старые красноармейские песни, смешивал "манхэттены" в домах друзей,
охотно участвовал в дискуссиях на самые разные темы. Но какое-то время
спустя красноречие Баранова начало давать сбои. Жуя арахис, односложно
отвечая на вопросы, на всех общественных мероприятиях он стоял рядом с
Аллой, не сводил с нее глаз, ловя каждое слово, вслушивался в ее рассуждения
о предназначении Республиканской партии, современных театральных тенденциях
и запутанности американской конституции. Примерно в этот период у Баранова
возникли проблемы со сном. Он похудел и начал работать по ночам.
Даже полуслепой, Суварнин видел, что происходит. И с нетерпением ждал
великого дня. Заранее написал более чем трогательное эссе, вновь, как и в
Москве, восславляющее гений своего друга. Суварнин принадлежал к тем
писателям, которые не находят себе места из-за того, что хоть одно
написанное ими слово остается неопубликованным. И тот самый факт, что волею
судьбы он не мог выразить распиравшие его чувства, только подогревал
нетерпение Суварнина. Опять же, после долгих месяцев с Бетти Грэбл и Ван
Джонсоном, возможность вновь писать о живописи грела душу.
Как-то утром, после того, как Алла уехала в город и в доме воцарилась
тишина, Баранов зашел в комнату Суварнина.
- Я хочу, чтобы ты заглянул в мою мастерскую.
По телу критика пробежала дрожь. Пошатываясь, он вслед за Барановым
пересек подъездную дорожку, разделявшую дом и амбар, который Баранов
переоборудовал в мастерскую. Подслеповато щурясь, долго смотрел на огромное
полотно.
- Это, это... - смущенно залепетал он, - это потрясающе. Вот, - он
достал из кармана несколько сложенных листков. - Прочитай, что я хочу
сказать по этому поводу.
Дочитав хвалебное эссе, Баранов смахнул с глаза слезу. Потом шагнул к
Суварнину и поцеловал его. На этот раз прятать шедевр не было никакой
необходимости. Баранов осторожно скатал холст, положил в футляр и, в
сопровождении Суварнина, поехал к своему арт-дилеру. Однако, по молчаливой
договоренности, ни он сам, ни Суварнин ничего не сказали Алле.
Двумя месяцами позже Сергей Баранов стал новым героем мира живописи.
Его арт-дилеру пришлось натянуть бархатные канаты, чтобы сдержать толпы,
жаждущие взглянуть на зеленую ню. Эссе Суварнина оказалось бледной тенью тех
похвал, которыми осыпали Баранова другие критики. Пикассо бессчетное
количество раз упоминался в одном предложении с Барановым, а некоторые даже
ставили его в один ряд с Эль Греко. "Бонуит Теллер3" выставил в витринах
шесть зеленых ню, нарядив их в туфельки змеиной кожи и норковые манто.
Барановский натюрморт "Виноград и местный сыр", который художник продал в
1940 году за двести долларов, на аукционе ушел за пять тысяч шестьсот. Музей
современного искусства прислал своего представителя, чтобы уточнить детали
ретроспективной выставки. Ассоциация "Мир доброй воли", в руководстве
которой числились десятки политиков и капитанов бизнеса, обратилось с
просьбой включить полотно в число основных экспонатов выставки американского
искусства, которую Ассоциация намеревалась показать, за государственный