"Ирвин Шоу. Рывок на восемьдесят ярдов" - читать интересную книгу автора

Луиза хохотнула.
- Журналам приходится бороться за тиражи. Поэтому издатели стараются
расширить спектр авторов. И потом, сейчас не найти автора моложе семидесяти,
который не был бы коммунистом.
- Я не думаю, что тебе следует общаться с этими людьми, Луиза. Тем
более, пить с ними.
- Он очень милый мальчик. Читает Эрнеста Доусона.
- Кто такой Эрнест Доусон?
Луиза похлопала его по руке, встала, поправила волосы.
- Английский поэт.
Дарлинг почувствовал, что в чем=то не разочаровал ее.
- Я должен знать, кто такой Эрнест Доусон?
- Нет, дорогой. Пожалуй, я приму ванну.
Когда она ушла, Дарлинг прошел в угол, где лежала шляпка, поднял ее.
Ничего особенного, клок соломы, красный цветок, вуалетка. В его огромной
руке она ничего не значила, но на голове жены подавала какой=то сигнал...
большой город, умные и опытные женщины пьют и обедают с мужчинами, которые
им не мужья, говорят о том, чего нормальный человек знать не знает, французы
рисуют картины не кисточками, а локтями, композиторы пишут симфонии без
единой в них мелодии, писатели знают все о политике, женщины знают все о
писателях, пролетарском движении, Марксе, обеды, где встречаются лучшие
красавицы Америки и гомосексуалисты, которые смешат их до слез, потому что
недоговоренные предложения понимаются с полуслова и вызывают безумный смех,
жены, которые называют мужей "бэби". Он положил шляпку, клок соломы, красный
цветок, вуалетка, на стол. Глотнул чистого виски и прошел в ванную, где его
жена лежала в теплой воде, что=то напевала и иногда улыбалась, как маленькая
девочка, похлопывая по воде рукой, отчего по ванной растекался запах
ароматических солей, которыми она пользовалась.
Постоял, глядя на нее сверху вниз. Она улыбнулась, ее розовое тело
поблескивало в теплой, душистой воде. Вновь он осознал, как она прекрасна,
как она ему нужна.
- Я хочу, чтобы ты не называла меня бэби.
Она посмотрела на него, ее глаза наполнились печалью, она поняла, что
он хотел ей сказать. Он опустился на колени, обнял ее, замочив рукава
пиджака и рубашки, изо всех сил прижал к груди, едва не раздавив, поцеловал
в отчаянии и печали.
Потом он начал работать, продавал недвижимость и автомобили, но
почему=то, хотя он и являлся на работу каждый день к девяти утра, ему не
удавалось ничего продать и хоть что=нибудь заработать.
Луиза тем временем стала заместителем редактора и их дом заполнили
какие=то странные мужчины и женщины, которые говорили очень быстро и спорили
о таких абстракциях, как настенная живопись, новелисты, профессиональные
союзы. Спиртное Луизы пили негры, пишущие короткие рассказы, и множество
евреев, здоровенные мужчины со шрамами на лицах и ссадинами на кулаках,
которые медленно, но со знанием дела говорили о пикетах и стычках с
охранниками и штрейкбрехерами у заводских ворот. И Луиза чувствовала себя
среди этих мужчин, как рыба в воде, понимала, о чем они говорят, высказывала
мнения, к которым они прислушивались, спорила с ними на равных, словно
мужчина. Она знала всех, ни перед кем не унижалась, читала книги, о которых
Дарлинг и не слышал, чувствовала себя своей в этом огромном городе,