"Дмитрий Щербинин. Парящий" - читать интересную книгу автора

в ответ мозгом. Но что может дать мозг, какие образы породить, когда ты,
уважаемый читатель, никогда, к сожалению, не летал. Быть может, прыжки с
парашютом, то время свободного падения, пока этот парашют не раскроется
могут дать некоторое, довольно блеклое представление о том, что испытывал
Ваня. Хотя нет - совсем не то, прыжок-падение, власть притяжения, но для
Вани не было притяжения, и он счастливо властвовал над воздухом.
Потом под ним поплыла Москва, и он вспоминал, как восторгались этим
городом Пушкин, Лермонтов... да сколько прекрасных сынов и дочерей отечества
дарили ей лучшие чувства, считали сердцем земли Русской "дочерью его" - Ваня
не испытывал таких чувств - напротив, испытывал обратные. Эта, некогда
святая, непорочная дочь представлялась ему грязной, измалеванной шлюхой,
бесстыдно обнажившей свои порядком истрепанные "прелести"; чудно что-то
ворчащей, грохочущей, стонущей, чадящей. Сердце было отравлено; текущий
внизу людской муравейник пребывал, казалось, в растерянности, и не ведал он,
многомиллионный, однообразный, куда и зачем так судорожно, в чаду движется;
все протекало там бессознательно... Нет - не все, конечно, было там мрачно -
были там, все-таки, некоторые светлые искры, сияли, манили Ваню, как,
например, Лена... Над городом он поднялся на ту предельную высоту, на
которую и смел, обычно, подниматься - на три сотни метров. Там было холодно,
дул ветер, и Ваню вновь стал сотрясать так уже измучивший за эти дни кашель,
но, все-таки, движение в этом холоде было для него много приятнее, нежели
движение по тем улицам - и он даже содрогнулся, представив, как было бы
жутко, если бы он по ним шел... И, все-таки, через несколько минут, после
того, как никем не замеченный, он опустился в парке, он стремительно шагал
по одной из этих улиц, и это нисколько не смущался е-о, он даже и не
понимал, что ступает теперь ногами так как все, что в нем было - это
предчувствие скорой встречи с Леной. Он даже до такой необычайной смелости
довел, до такого восторженного и презирающего весь мир состояния, что
намеривался тут же, как только увидит ее, бросится на колени, признаться в
любви да тут же и унести на небо.
Однако, его ждало-то, что ни молодежном жаргоне именуется "облом".
Словно, конечно, не хорошее, грубое, совсем и не идущее к моему
повествованию, но как раз грубостью своею и передающее , как были
приземлены, разбиты небесные Ванины мечты. Ведь Дима говорил, что Лена будет
ни одна, так оно и выдалось. Она стояла с сокурсником, и он обнимал ее
сзади, и целовал в пышные его волосы. Ваня подбежал к ним, весь растрепанный
от поднебесного ветра, с пылающим, безумным взглядом пышные его волосы. Ваня
подбежал к ним, весь растрепанный от поднебесного ветра, с пылающим,
безумным взглядом, подбежал как-то дико, затравлено и иступлено взгляд на
Лену, которая так же взглянула на него с изумлением, потом вопросительно
посмотрела на Диму, который не предупредил ее об Ванином присутствии - хотел
сделать из этого какую-то шутку, розыгрыш. А Ваня все пристально, с болью
глядел на Лену, и в голове его бился раскаленный пульс - он никак не мог
смириться, вот струйка крови потекла из носа, и, одновременно, он
закашлялся, резко отвернул свой напряженный, иступленный лик. Лена
предложила Ване платок, тот судорожно его выхватил, пробормотал что-то
неразборчивое, вытер нос рукою, а платок, как сокровище, как дар, уложил в
карман. Так ничем эта сцена и не разрешилась, и Дима предложил, прежде чем
идти праздновать к нему домой, пойти погулять в том парке, в котором
незадолго до этого опустился Ваня. Никто ему не стал перечить, и вся