"Дмитрий Щербинин. Парящий" - читать интересную книгу автора

все не мог - все то на Лену, и слезы ронял. И вновь тогда заговорил своим
сильным, почти не изменившимся голосом Дима:
- Вернись к нам. Мы то и не знали, что ты на такое способен... Покажи,
быть может, и научить сможешь...
Ваня смотрел на них, и постепенно возрастал в нем ужас, наконец слабым,
подрагивающим голосом проговорил:
- Ничего вы не понимаете; ничего не знаете... Теперь все - теперь
кончилась моя жизнь...
- Да ты что?! - испуганным хором воскликнули разом несколько голосов. -
...Почему , почему - что ты задумал...
- Я не должен был показывать эту тайну ни вам, ни кому бы то ни было. Все
теперь осквернено, теперь посадят меня в клетку.
И голос у Вани при этом был таким обиженным, детским, что нельзя его было
слышать без жалости; у кого-то даже против воли, слезы на глаза навернулись,
один из сокурсником проговорил:
- Ну что ж - хочешь мы сейчас вот клятву дадим, что никому, никогда этого
не расскажем. Хочешь? Ребята, вы ж понимаете, чего он так волнуется, ведь,
если мы кому расскажем, так ему же прохода не дадут...
- Ну и замечательно! - воскликнул другой парень. - Это же известность,
слава, деньги. Будет летать для всякой рекламы....
- Да ты что - для какой рекламы?! - воскликнул третий. - Думаешь, ему
дадут для рекламы летать?.. Как бы не так!.. Его сразу военные к рукам
приберут, в какой-нибудь бункер, в клетку железную посадят, всякими
электродами истыкают и будут изучать, изучать, изучать - так до самой смерти
рабом их и останешься. Ну, а нас, что думаешь - просто уберут.
- Да ты всяких фильмов дурацких насмотрелся, вот и говоришь чепуху! -
воскликнула одна из девушек.
- Главное как дело подать. - рассудительно проговорил Дима. - Вот, ежели,
например, сразу пойти в информационные агентства...
Дальше Ваня уже не в силах был слушать - он резко, стремительно
развернулся, и сделал несколько сильных, частых рывков руками (не обращая
внимания на ноющую, сильную боль в правой руке) - стремительно надвинулась,
пролетела, осталась позади стена ближайшего дома. Еще один рывок да с такой
отчаянной, исступленной силой, с какой он и не рвался никогда прежде. Еще
одна стена, вся усеянная пылающими мертвенным электрическим светом окнами -
он должен был пробить одно из этих окон и расшибиться об стену, но в
последние мгновенье успел вывернуться вверх, и вот стена откинулась вниз -
над ним раскинулось усеянное звездами, но и оттененное городским светом
звездное небо. Он не смотрел больше вниз, но один за другим делал отчаянные
рывки вверх - все выше и выше. Вот дунул привычные, ледяной ветер высот, но
Ваня не обращал на него внимания - только бы избавиться от ненавистного
электрического сияния, только бы убраться поскорее подальше от них, мелящих
этот пустой, никчемный вздор - туда, ввысь, к звездам и галактикам. Пусть
тисками сжимает этот ледяной холод, пусть проморозит всего - он не боялся
боли - он страстно жаждал освободится от этого света, забыть эти голоса,
вновь услышать голос бабушки, и вымолить у нее прощение за то, что рассказал
тайну.
И вот, вспомнив о бабушке, он вспомнил и про отца, и про мать своих,
вспомнил бледный, измученный лик матери; и, вместо мысли о прекрасных
галактиках, к которым он должен был бы прорваться, пришла мысль, что он