"Дмитрий Щербинин. Парящий" - читать интересную книгу автора

испытают... Просто подумай о своих родителях, Ваня...
Тут Ваня бешено, иступлено, так, что в соседней комнате испуганно
вскрикнула девушка, так, что и сама Лена отшатнулась, прокричал:
- Прости!.. Ох, прости ты меня, пожалуйста... Это, ведь, все стихи мои
причиною... Прости, пожалуйста!.. Ох, да как же я мог чувствия свои в такие
вот мерзостные строки облекать. Прости же ты меня... Леночка, что же, неужто
все теперь разрушено, потеряно?!.. Ну, не молчи же так!.. Я же, знаешь... я
слабый - я столько тебе этих дрянных стишком переписал - да вот целый ящик в
столе у меня ими забит - ведь я же их перечитывал, и рвал потому что они
блеклые тени, грязь... И вот, в эту святую минуту, я опять стал стишки
выговаривать... Что же мне теперь делать?.. Леночка, Леночка, ну неужели же
нет мне теперь прощения?..
Во время этих его иступленных криков, на дверь, с той стороны, разом
навалились, и заслон из кресел не выдержал-таки, с сильным грохотом
перевернулся, кто-то шагнул в проем, быстро отодвинул завал, и вот уже дверь
распахнута настежь, и вся компания стоит без движения, без слова - глядит на
то, что возле стола происходит.
И тут Ваня осознал, что все потеряно, что он проиграл эту битву; и не
полет в любви через бесконечность, но только отчаянье его впереди поджидало,
и он хотел было сказать напоследок какую-нибудь сильную, трогательную фразу
хотел, чтобы все они заплакали, чтобы почувствовали его боль, но не стояли
бы так, с этим простым изумлением....
Нет - ничего он не мог сказать, мысли то его все вихрились, все о боль
ревущую разбивались; и он застонал, каким-то нечеловеческим, запредельным
стоном, и бросился он к форточке - одним стремительным, отчаянным движеньем
- он ударился с такой силой, что затрещало, покрылось белой паутиной большое
окно - и он, в отчаянье своем, хоть и не чувствовал боли в разбитом плече,
все-таки некоторое время не мог двигать левой рукою, а потому и летел не так
быстро, как хотел бы.
Вот резко обернулся. Он отлетел метров на пятьдесят, но из угла дома,
который уже пролетел, видел и Димин дом, сразу же увидел и окно за котором
произошла трагедия. Теперь там, за паутиной трещин, виднелась вся компания,
ему даже показалось, что он слышит громкие, беспрерывно перекатывающиеся
девичьи голоса, а среди них один, словно живительный родник звучащий - голос
Лены. И он понял, что не сможет без нее куда-либо летать; что ему просто
необходимо ее присутствие, и вот он вновь уже у окна, метрах в трех от них,
теперь уже ничего не говорящих, неотрывно смотрящих на него. Как только он
подлетел, Лена отступила куда-то назад, за спины, за спины, но там (Ваня
отчетливо это увидел), ее, едва не плачущую, обнял, зашептал что-то
утешительное кавалер. На Ваню же он взглянул так, как разве что на врага
глядят; на такого врага, который угрожает всему милому, дорогому, которого,
ежели можно и убить. Но ни кавалер - только Лена интересовала Ваню, и только
взглянув на нее, он сразу понял, что он ей страшен, что, ежели до этого она
еще и не проявляла так открыто этого чувствия, так потому только, что не
разобралась, что к чему, и слишком уж это неожиданно было - теперь она
вспоминала, как "это нечто" едва не взяло ее в воздух, едва не унесло
неведомо куда. И она уже не могла думать о Ване, как о человека, тем более -
как о любимом человеке - он был диковинкой, и все тут... Да - Ваня сразу все
это понял: и все хотел повернуться да полететь прочь, и лететь то, пока у
него силы были; понимал, что уж теперь то не на что ему надеяться, но вот