"Дмитрий Щербинин. Счастье" - читать интересную книгу автора

девушка такая же. И как в каждом человеке в ней есть и хорошее и плохое. Но
она вовсе не богиня...
- В том то и дело, Витя, что та девушка, любая девушка меня разочарует. Я
же себе даю отчет, что все они действительно просто девушки. Потому и не
общаюсь... Впрочем, ни к чему все это... Давай музыку слушать...
- Ну, уж нет. Я так не уйду! Ты должен изменится... Ты вот все
сравниваешь - погулять там с девушкой, или с друзьями, это непременно что-то
такое грязное, как ты выражаешься "чтобы забыться, можно и водки купить".
Так зачем же с таким то сравнивать! Представь - ты вот сейчас пошел бы с
девушкой в весенний лес, просто бы ходили рука об рука, радовались бы
мирозданию, всяких пташек слушали. Я то сам не поэт - это тебе должны быть
понятны все эти воздыхания, связи с бесконечностью. Но, кажется, весенний
лес больше связан с мирозданием, чем эта дыра...
- Черная дыра... черная дыра... - несколько раз загадочно повторил
Виталий, и из исступленных глаз его вновь вырвались слезы. - ...Да - в лесу
хорошо. Ночью. Когда темно. Или поздней осенью, в глубокой печали, но там
нет этой музыки...
- Возьми плеер! Хотя больше пользы было бы, если бы пошел с девушкой, и
вел живую беседу. Поверь - это тоже очень сильные чувства...
- Нет - плеер не поможет, слишком много стороннего все-таки будет
отвлекать. Полную же отрешенность я чувствую только здесь, во мраке...
После этих слов они не говорили ни слова. Лилась, страдала, вырывала из
них все новые слезы музыка. Еще несколько раз Виктор хотел возобновить
беседу - все слова казались тщетными, и в конце концов он даже стал думать,
что, должно быть, действительно есть что-то сильное, искреннее в чувствах
Виталия, что стоит эти чувства попытаться понять. Он и не заметил, как
опустился на кровать, не помнил, как сидел на ней, и все смотрел и смотрел
на бледное пятно, которое было Виталием. Ему вспоминались похороны бабушки,
когда он, совсем еще маленький мальчик, увидел смерть наяву, перед собою,
как нахлынуло чувство чего-то торжественного, непостижимого, как потом ночью
бабушка приснилась ему и сказала, что в конце концов и его, и всех-всех
людей ждет вечный мрак, и никому еще не удавалось избежать этой участи...
Очнулся Виктор только когда кассета вновь закончилась, и Виталий поспешил
перевернуть ее на другую сторону. Тогда Виктор чувствуя теплые прикосновения
слез, поспешно встал, коротко попрощался, выбежал в коридор, напялил
ботинки, и так не разу и не оглянувшись устремился на улицу. Ему было
страшно, как могло бы быть страшно, окажись он в одиночестве на
далеком-далеком заброшенном кладбище, да еще в ночную пору, когда небо
завешено тучами. А когда выбежал он из подъезда, до на некоторое время замер
с закрытыми глазами - едва не ослеп от сияния весеннего дня. Потом, пройдя с
сотню метров, обнаружил, что так и оставил в кармане своей куртки колбасу и
батон хлеба. Повернулся к дому Виталия - вон его окна, выделяются своей
непроницаемой чернотой - даже и на таком расстоянии, даже и в окружении
теплого весеннего дыхания, Виктор не мог справится с охватившей его дрожью -
и вновь всплыла в памяти та пронзительная, плачущая мелодия, и вновь в его
глазах затеплились слезы. Он стеснялся этих слез, его даже злило, что их
может кто-нибудь увидеть, и вот он склонил голову, и пробормотал:
- Дурак ты, Виталик, дурак. И болезнь у тебя заразная...
И уже тогда он знал, что не будет больше заходить к Виталию, что ему
страшно - он боится, что в конце концов сам попросит переписать эту мелодию,