"Дмитрий Щербинин. Счастье" - читать интересную книгу автора

и будет ее слушать, слушать, слушать - сидеть во мраке и слушать.

* * *

Ну а Виталий, после визита Виктора некоторое время чувствовал себя и
изможденным и встревоженным - ему казалось, будто только что ему пришлось
выдержать поединок с сильным противником. Он опустился на диван и
долго-долго сидел без всякого движенья. Лишь время от времени ему
приходилось протягивать руку, чтобы перевернуть кассету на другую сторону.
(магнитофон то был старый, без реверса, и как-то Виктор его очень напугал -
спросил, что же будет если магнитофон попросту сломается).
Он сидел, и мысли медленно-медленно, как тяжелая, темная октябрьская вода
протекали в его голове - он решил, что если будет звонить Виктор или же еще
кто-либо, то он попросту не будет открывать. Тогда же, он как с жертвой
смирился, что раз в две недели ему все-таки придется выбираться за
продуктами (в ночное время - покупать в палатке), и еще - раз в месяц, и это
самое мучительное, в редакцию газеты, чтобы отдать стихи... Именно с мыслью
о стихах он и забылся...
Очнулся уже поздней ночью, когда комнату сковал такой мрак, что даже и
собственной, поднесенной к лицу руки не было видно. Музыка, конечно, давно
уже не играла, а часы он выбросил (иногда, когда музыка прерывалась, их
тиканье врывалась в его сознание подобно раскаленному лезвию). И вот теперь,
очнувшись, он прежде всего услышал хохот какой-то пьяной компании со двора -
он тут же включил музыку, и еще - подошел поближе к колонкам, чтобы
ненароком этот сторонний звук вновь не ворвался, не повредил его страданию -
так он простоял довольное долгое время.
Наконец, успокоенный музыкой, уже чувствующий, как печаль жаркими волнами
вырывает из его глаз первые слезы, уселся за стол, достал большую, и на две
трети исписанную мелким почерком тетрадь. В основном там были стихи -
написанные беспорядочно, многие перечеркнутые, многие стершиеся, так как
записывались карандашами. Стихи чередовались с беспорядочными дневниковыми
записями, такими как: "25 декабря. Опять больно. Больно. Темно. И снег -
целый день на улице падает снег...". Никто, кроме него не знал об этой
тетради. В редакцию он относил лишь немногие из своих стихов - те, которые
считал лучшими. А ведь до этой тетради были и иные - несколько лет он уже
занимался этим творчеством - и за это время было сочинено, должно быть, уже
несколько тысяч стихов - но прежние тетради куда-то пропадали - кажется,
выбрасывались. Он не замечал этого, так как не придавал своему творчеству
никакого значения, и даже, порою, не любил его, так как именно из-за стихов
ему приходилось проползать этот мучительный, адский путь до газеты и обратно
(он даже не отдавал себя отчета, что именно благодаря стихам возможно его
уединенное существование). Вот и теперь, как сотни раз до этого он стал
записывать - записывал карандашом, грифель был неяркий, и некоторые слова
уже сразу после написания прочесть было весьма сложно. Но он не
останавливался и не перечитывал - не для того ведь писал, чтобы для кого-то
доносить, но только чтоб свою боль выплеснуть. И порою потом, выбирая лучшие
для газеты, он попросту переписывал заново то, что уже невозможно было
разобрать. Вот какие строки записал он в тот вечер первыми:

- Кто лучшим другом зовется,