"Андрей Щупов. Цветок" - читать интересную книгу автора

переливалось. Подобно сорокам Вероника явно тяготела к
сверкающим предметам. Они создавали ауру и способствовали
сближению, - последнее входило в перечень важнейших пунктов ее
жизни. Изогнув спину и поведя плечиком, Вероника поправила
нарочито непокорный локон, закинула ногу на ногу. Диет она не
понимала, и ноги у нее были длинные, полные, необъяснимо
манящие. Алый золотозубый рот чуть приблизился, луком опытного
охотника изготовился для стрельбы. Подобным дуплетом Вероника
надеялась разрушить стену отчуждения, отгородившую Марка от
всего на свете. Но, увы, она лишь вспугнула его. Время
нелюдимости требовало одиночества. Перепившим маляром оно
мазало окружающее дегтем, капало тут и там безобразными
кляксами. Не спасли положение полные, убийственной длины
ноги, не подействовали и зазывные речи. Золотозубая акула
осталась ни с чем, а в коридоре Марку уже приходилось
объясняться с Катенькой, худенькой шатенкой из бухгалтерии, у
которой внезапно обнаружилась пара театральных билетов на
гастролирующих москвичей. Если многомудрая Вероника внешне
перенесла поражение достаточно стойко, то Катенька с
непривычки всплакнула. Тушь потекла у нее по щекам, и, вытирая
черные разводы платком, Марк укоризненно выговаривал:
- Ну что вы все прямо? Точно сговорились!.. Надо же
французской тушью пользоваться! Или той же "Викой"... Хотите
попрошу у ребят? Им скоро платы травить, этой "Вики" у них,
по-моему, две трехлитровых банки.
- А она точно не растворяется в слезах?
- Еще бы! Даже в кислоте...
Странное дело, притягательность Марка росла по мере
сгущения внутренних туч. Собственное настроение, некогда
представлявшееся ему садом, кустилось теперь морщинисто-злой
волосатой крапивой. Зелень таила гадючьи гнезда и расцветала
под ежедневное хоровое шипение. Дыша в лицо прелой листвой,
осень обволакивала скорлупой сердце, а он отбивался от
женского внимания, как отбивается ребенок от назойливой ложки
с кашей. Он еще не знал своего стремительно набегающего
будущего, хотя, может быть, уже предчувствовал. Оттого и
освобождался от липких уз, подготавливая плацдарм для
надвигающегося.
ЗОВ, по всей видимости, слышался уже тогда, но еще
смутно, теряясь среди житейской турбулентности, не имея
практически шансов быть распознанным задерганным сознанием
Марка. И все-таки ОН уже был.
В те дни Марк ощущал себя осенним медведем. Хотелось уйти
в лес, зарыться в суховато-колючий аромат слежавшейся хвои и
уснуть. На всю зиму. Он и дома начинал впадать в спячку,
вместо обычных восьми отдавая миру забвения десять, а то и
двенадцать часов. В одном из таких полумертвых провалов он и
уловил не слышимое ранее послание, выделив среди переплетения
тонких вибраций, столь кучно сотрясающих ум, принимаемых за
"белый шум", фактически - за тишину.