"Владимир Щербаков. Семь стихий (Научно-фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

дней назад, когда я уговаривал его взять в экспедицию именно меня, то так
расписал ему мою давнюю любовь к морю, что в его серо-синих колючих глазах
появилось даже какое-то отечески-заботливое выражение. Моя участь была
решена, как тогда мне казалось, в благоприятном для меня направлении. А
теперь? Просить разрешения в редакции покинуть экспедицию?
Нет, меня не поймут. Особенно Ольховский, руководитель экспедиции,
хотя у него просить разрешения как раз и не надо.
Для него и для таких, как он, совершенно безразлично, какой из
океанов и на какой планете изучать. Разница, во всяком случае, небольшая.
Найти новый вид мотылька где-нибудь на острове Маврикий для биолога все
равно, что для филателиста обнаружить в своей коллекции редчайшую
разновидность марки того же острова. Все это я хорошо знал, но понять был
не в силах. Что-то ускользало от меня, и я всегда оставался немного
настороже с такими людьми.
И потом не я ли говорил Ольховскому, что именно о такой экспедиции,
которая не откроет ни новых островов, ни даже подводных вулканов, я давно
мечтал? Где же, в самом деле, взять новые впадины на океанском дне, если
последняя из них занесена в морской атлас лет сто назад?
Жизнь - это пятая стихия. Такова установка Ольховского. Познать ее не
так просто, как первые четыре стихии древних - огонь, землю, воздух, воду.
Особенно если этим не заниматься серьезно. У него все выглядело логично и
убедительно, у этого человека, вызывавшего в памяти образ древнего мудреца
по имени Диоген. Только тот был как будто поспокойней. Жил в большой
бочке, а когда Александр Великий спросил его о сокровенном желании (надо
полагать, для того, чтобы исполнить его тут же, на месте), то мудрец
ответствовал монарху: "Отойди от моего жилища и не загораживай солнце".
У Ольховского была "Гондвана". Корабль, дом, лаборатория. Правда, она
была маловата для него, всего тридцать тысяч тонн, но больший тоннаж не
разрешен. При желании он всегда мог найти утешение в исторических
параллелях.
Кроме "Гондваны", моря и океаны бороздили многочисленные "Пикары",
"Одиссеи", "Садко", "Наутилусы". "Море легче осушить, чем исследовать", -
сказал мне Ольховский в первую нашу встречу и оставил меня на борту.
Нет, я должен быть на корабле. Внеземные дела подождут. Когда-нибудь
я напишу книгу о пятой стихии - найдется в ней место и для космических
форм жизни. Если, конечно, будет что сказать по существу. Ведь журналист
не просто "концентрирует события", он еще и толкует их, окрашивает,
передает по-своему. Журналист - это личность, стиль, это манера не только
писать, но и мыслить.
...Это началось давно. Я мог представить себе этих умельцев, сидящих
за старомодными пишущими машинками и выколачивающих свой дневной урок, или
с музейными инструментами в руках, отдаленно напоминающими магнитные
карандаши с памятью первых выпусков. Но писали они вполне сносно. Конечно,
им было легче это делать: материал был проще, и его было меньше. Сейчас
нужно уметь улавливать суть целой науки, быть может, из какого-нибудь
случайного разговора: другой возможности не представится. И конечно,
обобщать, проводить параллели. Думать, думать... Разумеется, это искусство
обогащать носит иногда несколько формальный характер, на уровне логических
операций и математического анализа многих переменных величин. Творческая
удача складывается иногда неожиданно; тогда вдруг получается красивая