"Владимир Щербаков. Семь стихий (Научно-фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

работа, одновременно и оригинальная по мысли, и понятная. Где-то в
перспективе стирались грани между статьями научными и художественными. Не
исключено, что процесс этот происходил лишь в моем воображении.
Нужно было много увидеть здесь, узнать наконец океан по-настоящему.
Времени было вполне достаточно. Я понимал: только на "Гондване" я смогу
это сделать. Другого случая может не представиться всю жизнь. Итак,
океан... Где мы находились сейчас? "Справа по борту - Япония, слева -
Австралия, - пошутил я про себя. - Сначала завтрак, - решил я, - а там
видно будет". Кажется, все же придется поговорить с Ольховским, только
значительно позже.
Я заказал кофе, сыр, фрукты, хлеб. Через пять минут все это
дожидалось меня в маленькой стенной нише. Я открыл пластиковую крышку и
водворил завтрак на столик.
На табло с надписью "Библиотека" я вызвал каталог книг по биологии,
океанологии, морским беспозвоночным и другим морским наукам. Потом заказал
несколько рефератов и электрокопий, успел кое-что просмотреть здесь же, за
столиком, и начал на ходу изобретать систему знакомства с подводным миром.
Слегка болела голова. Я с удовольствием вспомнил о том далеком
времени, когда люди один раз в жизни учились наукам и ремеслам. Из тех
времен, из старых книг и трактатов выплывали пароходы, дымные причалы,
фонари, маяки, якоря, просмоленные бочки, топоры, трубки, разноликие
моряки и прачки, бородатые капитаны, барышни в кисейных платьях, шумные
набережные, ялики, паруса, пиратские секреты. "Стоп, - сказал я себе, - на
сегодня хватит. Всеобщее взаимодействие вещей и тел - это и есть океан".
Я отключил библиотеку, вежливо выпроводил кибера, невесть откуда
появившегося в каюте, и вышел на палубу, навстречу морю, над которым
стояли столбы солнечного света, точно гигантские соломины, пившие воду.
Там, на палубе, были синие и желтые краски, и запах настоящего дерева, и
ветер, гнавший тяжелые белоснежные облака, и одно, самое высокое, розовое,
как дорогой жемчуг, облако стояло, казалось, на якоре, сопротивляясь
всеобщему движению.
Совсем рядом, у самого борта, держась за пластиковые поручни, стояла
высокая девушка. Вероятно, я не сразу заметил ее. Но у меня был, вероятно,
соответствующий вид; она не удержалась и сказала с неподражаемой грацией:
- Вы, по-моему, романтик?
- Да. Разумеется, - ответил я в тон.
- И потому вы здесь, на "Гондване"?
- А где же мне еще быть?
- Значит, вам не скучно в этом плавучем музее?
- Самое подходящее место для таких, как я.
- Шутите? - попробовала она догадаться.
- Нисколько. Те, первые, открывавшие континенты, моря и проливы, даже
не знали толком, что их ждет. Они летели на воздушных шарах, спешили к
полюсу на нартах, пробирались узкими тропами к подножиям сияющих вершин,
потом шли выше - на Джомолунгму, на марсианские пики. Опускались в
Марианскую впадину. Те, кто не утонул, не умер от голода, не погиб от
удушья, написали книги-отчеты о деле своей жизни. А за ними по просторным
дорогам, по надежным воздушным трассам и морским путям, на вертолетах, на
комфортабельных кораблях, на подводных лодках устремились романтики.
Они-то и положили начало этому движению, то есть романтике. И воспели ее в