"Владимир Щербаков. Пространство Гильберта (Журнал "Техника - молодежи", 1971, N 10)" - читать интересную книгу автора

своих местах: самолет продолжал лететь, я дышал в озябшие руки. Вся
найденная нами картошка уместилась в двух карманах укороченного отцовского
пиджака, который теперь перешел к брату. Мы медленно шли домой, а я все
думал о самолете и о непонятных приборах, которые я видел в кабине своими
глазами. Не забыл я об этом и через много лет.
Не раз потом восстанавливал я в памяти песчаный берег реки, каким я
видел его сверху, две полуразбитые лодки (они выглядели старыми намокшими
листьями), дома, как охапки щепок, прибрежные ивы, уронившие в воду
желто-зеленые колосья ветвей. Я видел так далеко, как мог видеть только с
самолета.
Неповторимая минута. Позже я уловил то, благодаря чему она казалась
скорее сном. Это был свет. Необычный предвечерний свет, сочетавший тепло
пожаров, вспыхнувших в высоких кронах, и холод длинных темных теней. И
лучи, гасшие, как звезды, непостижимым образом распространяли вокруг
какую-то давнюю тревогу или грусть, передать которые невозможно.
- Самое простое объяснение происшедшему - сон. - Я уже отвечал на ее
вопрос. - Короткий мимолетный сон. Представьте семилетнего мальчугана,
ковыряющего ножом землю, холодный сентябрьский вечер, однообразный шум
машин на шоссе. Разве не мог я просто уснуть на мгновение - и тут же
проснуться? Но самое простое объяснение - не всегда самое верное...
- Понимаю, - вдруг сказала она. - Точки в пространстве Гильберта
колеблются, как атомы в кристалле. Это можно себе представить: влево,
вправо... И они ведь при этом меняются местами, вы об этом сами говорили.
- Да. Меняются местами. Точная формулировка. Но знаете, что из этого
следует? Я должен знать и помнить хотя бы отрывочно то, что знал он. Я же
был им в ту минуту. И ко мне приходят иногда они - гости из прошлого, как
потускневшие давнишние фотографии. То всплывают вдруг в сознании зимние
дороги и по обочинам - печи с остывшими кирпичными трубами, точно
надгробья. Пустые уцелевшие избы. Старуха с узлом за спиной и грудным
ребенком на руках. Березовый крест с наброшенной на него серенькой кепкой
- на могиле двенадцатилетнего мальчика, кинувшего камень в немцев,
уводивших из деревни последнюю корову. Равнодушное пламя, как бы нехотя
выбивающееся из окон кирпичной школы. Города, смешанные с пеплом, города
из землянок, хмурые леса, укрывшие людей... Наше первое крупное
наступление. Затемненные дома в тылу, недостроенный, но работающий завод,
чье-то рукопожатие, новый самолет - мой первый самолет. Бои, ранение и вот
- подмосковный аэродром и - временно - выполнение спецзаданий...
Незабываемый первый полет над Москвой, когда видны дома Садового кольца,
темные стены Кремля, крыша Исторического музея, словно присыпанная снегом.
- А вы ведь можете случайно встретиться с тем летчиком.
Я машинально киваю: "Конечно".
- И вдруг окажется, что он тогда был на вашем месте, на поле?
- Тогда я поверю в пространство Гильберта.
- Так до сих пор вы шутили?
- Только наполовину. Вы спросили меня, почему я люблю физику. Я
попробовал ответить...
Я спохватываюсь: пора рассказать ей об электролюминофорах, над которыми
мы работали последние годы и, может быть, немного о телевизорах с плоским
экраном, - о том, ради чего, собственно, мы встретились.
Да, это буднично. Но разве физик не тот же мастер, который, как и сотни