"Владимир Щербаков. Летучие зарницы ("Искатель", 1985, № 1)" - читать интересную книгу автора

В первый же вечер показалась над забором веснушчатая физиономия
соседа Борьки. Поглядел на меня, на нее и спрятался, потом залез на забор,
поманил Наденьку рукой, спросил:
- Хочешь, я тебе свистульку сделаю?
- Я не умею свистеть, - с сожалением созналась Наденька.
- Я научу, - сказал Борька, - я все умею.
Он пропал за забором. Потом снова возникла его рыжеватая голова. Он
перелез через забор и подал Наденьке свисток. Но, когда она приложила его
к губам, раздался лишь чуть слышный низкий звук - такой, что нужно
прислушаться, тогда услышишь. Из вежливости Наденька не подала виду, что
разочарована.
Настоящими друзьями мы не стали. Изредка Борька брал нас в экспедиции
на дальний ручей, где под плоскими камнями прятались вьюны, а в небольших
омутах с крутыми глинистыми берегами встречались, хоть и редко, рачьи
норы. Наденька пробовала тоже таскать раков и, выбрав прут подлиннее,
запускала его в рачий дом, но раки оставались равнодушны к этим попыткам
выманить их на свет божий. Мне везло больше.
Выше ручья пробивались из-под серой комковатой земли ключи, и весь
склон большого холма сочился прозрачной влагой.
С холма мы могли так старательно и долго отыскивать край неба, что
голубой купол раскалывался на розовые и зеленые кусочки! Не там ли, между
невидимыми небесными льдинами, проступали вдруг звезды? Но нет! Это глаза
наши невольно прикрывались от яркого света, и тогда плыли и плыли странные
огни, мерцающие точки, желтые и зеленые светляки.
Отсюда виднелась деревня со странным названием Теребуши. До нее, как
говорил Борька, было километров аж восемь, и вся она была окружена рощами,
посадками, самих домов не разглядеть, так, одни крыши, выступавшие кое-где
из зелени. "Как далеко! - думали мы. - И за день не дойдешь".
Однажды, лежа на сене, собранном в стога на вершине холма, я сделал
открытие. Дальняя деревня в жарком мареве, полуспрятанная среди синеватых
сосен, вдруг вошла в сознание, как совсем иной мир, с другими, пусть
похожими, но другими людьми. До сих пор я думал обо всем так, как будто и
бабка моя, и Наденька, и Борька были как бы частью моих мыслей. Да, они
говорили со мной, рядом жили. Но вот здесь, на холме, над которым висели
жаворонки, я попробовал впервые представить себя на их месте.
Что, к примеру, делала моя бабка Матрена? Наверное, в тот самый
момент, когда кто-то в дальней деревне шел на работу, бабка уже
возвращалась домой, чтобы приготовить мне обед. А в это самое время где-то
далеко, в городе, на заводе, в цехе, моя мать стояла у конвейера и, быть
может, думала обо мне. Как трудно привыкнуть к этому... У меня закружилась
голова, и я снова пристально вгляделся в крыши домов деревни, той, дальней
деревни. И понял: да, и там люди жили и работали по-своему, и у каждого
было свое дело, и каждый мог думать так, как я сейчас, о других.
Это было открытие, так думать я еще не пробовал. Но сказать об этом
Борьке и Наденьке не решился: ведь засмеют наверное. Да и как об этом
скажешь?
Я теперь иногда рассуждал про себя о бабке Матрене: какая она, добрая
или нет? старая или не очень? любит маму или нет? а меня? и почему она все
молчит и молчит, совсем не улыбается? Раз я сказал бабке:
- Хочешь, баба, я тебе сказку расскажу?