"Роман Шебалин. Резьба по глазу" - читать интересную книгу автора

ветру, почти ночью! Нет же, бежал по набережной.
"Змей-рыба, защити, помилуй, не молчи! души Москву, души, испей до
дна ее гнилой колодец, его больное естество пусть примет твое тело, как
одежда - тело человека принимает, спасать его от холода и страха, сожми
Москву, дери ее и рви, въедаясь в кожу, уничтожь ее разбухшую дряхлеющую
форму, губи ее, Змей-рыба, убивай!.."
6.
Пpохождение.
Далеко-далеко (а где - мы не помним) вступило в Москву лето. И там, в
вышине, среди домов городских заходили, забегали люди. А кто-то, глазами
земли прозрел в них сиянием блеклым. Разговелся подснежний покойник,
разомлел на грязно-зеленой траве, на серых пустых площадях, изошел потом
первых дождей, задышал тяжело, в небеса приподымаясь: вниз, к земле; треща
суставами, окнами искрясь, пылью выдыхая тепло людей в воздух прогорклый:
вниз, к земле.
Шепча: ничего не случится...
А что - ничего? Снился порою Рите Юрка Тудымов, не часто, и больше
все так, по-дурацки; меч спокойно полеживал на шкафу под плакатами
"Queen-а" и "Аквариума"; отец с матерью подали на развод; Рита же целыми
днями просиживала в "Иностранке", благо - недалеко от дома; да, еще в мае
ходила в церковь, к отцу Зупу, исповедовалась, все как на духу рассказала:
и про украденный меч, и про левушку, и про Тудымова, и, конечно же, про
Хрусталева. А про Хрусталева... Нет, э-э... про отца Зупа. Отец Зуп
попросил отдать ему меч. И Рита отдала бы, но - (как это бывает перед
экзаменами) замоталась: забыла, а потом, спустя полтора месяца, было как-то
уже: неудобно, что ли; так что провалялся меч на шкафу до августа. Зато в
августе...
Зато в августе получила Рита странную посылку, маленькую, но тяжелую.
В посылке оказались для металлических диска с какими-то выцарапанными
каракулями. Диски были, кстати, крайне заботливо завернуты в мягкие
тряпочки и укутаны огромным количеством оберточной бумаге (на каждом листе
которой Рита с удивлением обнаружила непонятные знаки, чем-то похожие на
иероглифы). К дискам прилагалось письмо.
"Хрусталев! ну конечно - Хрусталев! ну дает, право же..." - Рита
рассмеялась. А ведь она почти влюбилась, - почему вдруг? Задним числом, уже
от Юрки, она узнала о глупостях Вани Быганова: "неужели в меня втюрисля
этот вечный школьник с прыщами на скулах и ослиными глазами!" но потом:
"Господи, да его и нет уже..." Странно: в тот день, когда узнала о смерти
Юры, вспомнила Ваню, вспомнила, чтобы: "но почему я не заметила тогда,
почему?" Так и не была ни на одной могиле, ни на другой, впрочем, Быганова
похоронили далеко, на Домодедовском, а Юрку где - так и не узнала; нет, и
не стремилась узнать.
Но, зачем: Хрусталев? Всегда не терпела блондинов, кроме того,
презирала таких - некаких, нескладных, неудобных, а потом - поведение
Хрусталева, где нарочитая загадочность перемежалась нарочитой
фамильярностью, Рите доверие, само собой, не внушало. Итак, к чему же?
Лениво полистывая то "Меч и радугу", то "Майн Камф", а то и якутское
"Олонхо", лежала на старом диване, щурясь на солнце (как-то от воды Москвы
отражались золотисто-голубые блики и - играли на потолке вкруг лампочки под
потолком, залетал легкий ветерок, не так, чтобы - освежающий, а, скорее,