"Вадим Сергеевич Шефнер. Лесное чудо" - читать интересную книгу автора

чистота воды не имела значения. Даже наоборот - плавать в такой
непрозрачной, белесой воде было интереснее: самые мелкие места казались
глубокими и таинственными. И когда я плыл над этой неведомой глубиной, мне
иногда чудилось, что это уже было когда-то, может быть, наяву, а может быть,
и во сне. И мне становилось жалко Володьку, который теперь не ходит на
речку, а все торчит около дома.
А Володька так и околачивался все около дома, точно это могло ему в
чем-то помочь. Однажды он даже сунул мне в руку записку - маленькую бумажку,
сложенную, как пакетик для порошка. "Передать лично Э." - вот какая была на
ней надпись. Я отнес записку Эльвире в пристройку, она прочла и сказала:
"Пусть твой брат не пишет больше таких глупых записок, а то я вашей бабушке
скажу". Об этом я доложил Володьке. Он очень обиделся и обозвал меня
обормотом, который ничего не умеет сделать с умом. Но на другой день он сам
же завел со мной разговор.
- Вот, предположим, одному человеку нравится одна девушка, но она
старше его, и он ей не нравится. Вот если бы ты был этим одним человеком, то
что бы ты делал?
- Ну, не знаю, - ответил я, польщенный таким вопросом. - Может, я не
стал бы на нее внимание обращать - так ей и надо. А может быть, я отличился
бы чем-нибудь, сделал бы что-нибудь там удивительное, вроде как в сказке, и
она сразу бы влюбилась в меня до безумия.
- Что значит "удивительное", что значит "как в сказке"? - сердито
спросил Володька.
- Не знаю, сразу не придумать, но только я бы сделал что-нибудь
удивительное. Купил бы, например, велосипед - и на крыльцо поставил
незаметно. Она бы удивилась, заохала, а я бы спокойно сказал: "Вот здесь
ничего не было, а я захотел - и велосипед появился".
- Так кому велосипед-то? - буркнул Володька. - Тебя не поймешь.
- Велосипед - мне. Он мужской.
- Боже, какой ты еще дурак! - отплюнулся Володька. - Мне даже страшно -
неужели и я в твои годы таким же был?
- Ты и сейчас не больно умный, - огрызнулся я. - Я к тебе с вопросами
не лезу, а ты ко мне лезешь.
А он, хоть и дураком меня обозвал, стал после этого разговора как-то
живее. Стал в лес ходить, стал из дому пропадать - только без меня. Один раз
ушел с утра и вернулся поздно-поздно. Бабушка сказала ему, что так нельзя,
что он ударяется из одной крайности в другую.
А он сказал, что тренируется в дальней ходьбе. Каждый умный человек
должен развивать свои ножные мускулы.
Однажды он напомнил мне, что давненько не были мы на нашей табачной
плантации, - надо бы побывать там. И мы пошли в ольшаник, в самый конец
низинки.
Там на полянке у нас были разложены для просушки срезанные ветки ольхи.
Это был наш табак. В затяжку мы тогда еще не курили, так что нам было все
равно, чем дымить. Мы свертывали из газетной бумаги большие козьи ножки,
растирали между ладонями бурые высохшие листья - и закуривали. На этот раз
наш тaбак часто загорался вместе с бумагой, и приходилось слюнить пальцы и
гасить огонь: мы давно здесь не были, и листья очень уж пересохли.
- Вот и накурились, - удовлетворенно сплевывая, сказал Володька и
запел: