"Лев Шейнин. Пожары в Саранске ("Записки следователя") " - читать интересную книгу автора

- Нет. Безусловно.
- Установлено, что за взятку в триста рублей вы изготовили подложные
определения по делу Богачева, кулака, осужденного в тысяча девятьсот
тридцать четвертом году за хищение зерна к десяти годам.
- Нет, это неправда.
- Это точно установлено.
- Покажите мне определение.
Я предъявляю ему обнаруженное мною в судебном архиве фиктивное
определение об освобождении некоего Богачева, написанное Демидовым от имени
своего и несуществующих народных заседателей. Он с любопытством
рассматривает этот документ и после небольшой паузы" не меняясь ни в тоне,
ни в выражении лица, говорит:
- Да, это верно. Я и раньше хотел сказать, но как-то стеснялся,
знаете... Действительно, я совершил преступление.
И впервые его тонкие губы раздвигаются в попытке изобразить
застенчивую, конфузливую улыбку. Так началось наше знакомство,
Итак, идя методом исключения, мы установили, что поджоги и убийство мог
совершить только кто-либо из постоянных посетителей суда. Мы начали
проверять в этом направлении одного за другим. Второй судья, Палатов, в ночь
первого поджога был в выездной сессии в районе. Почему он поехал в сессию?
Оказалось, что его накануне послал в сессию Демидов, который до этого
собирался туда ехать сам. Почему Демидов изменил свое решение?
В начале 1936 года Демидов рассматривал дело по обвинению некоего
Галушкина в краже. Галушкин был приговорен к одному году исправительных
работ. Вскоре после суда Галушкин дал Демидову триста рублей, за что Демидов
в приговоре после заключительных слов "приговаривается к одному году
исправработ" приписал всего несколько слов: "условно, с испытательным сроком
на один год". Это было грубо сделано. Другими чернилами.
Галушкин весной этого года, сидя в пивной, проговорился о ловкости
демидовских рук. И собеседник Галушкина Волков подал об этом письменное
заявление в прокуратуру Мордовской республики.
27 апреля в республиканскую прокуратуру затребовали дело Галушкина и
обнаружили подлог в приговоре. Вызвали секретаря нарсуда Григорьеву и
допросили ее в связи с делом. Демидов в это время был в выездной сессии с
прокурором Агаповой и слушал дело о поджоге колхозной конюшни. Вечером 27
апреля Демидов вернулся в Саранск и договорился с Агаповой, что 28 апреля,
то есть на следующий день, они опять направятся вместе в выездную сессию в
район. 28 апреля Демидов утром пришел в суд. Григорьева по секрету
рассказала ему о ее вызове в прокуратуру республики по делу Галушкина. И
Демидов сразу изменил свое решение ехать в район. Он посылает вместо себя
судью Палатова. Страх охватывает его. Он знает, что в десятках дел имеются
аналогичные подлоги. Это все может всплыть, обнаружиться. И тогда - крах.
Что делать? Как быть?
И по еще не исследованному до конца закону ассоциаций Демидову
вспоминаются факты, которые он рассматривал накануне. Он слушал дело о
поджоге. Он вспоминает все обстоятельства этого дела. Как все это просто,
возможно, осуществимо! Поджог - вот оно, нужное слово, нужное действие,
единственный выход, единственная возможность спасения!
И в ту же ночь горит нарсуд.
- Скажите, Демидов, почему вы не поехали двадцать восьмого апреля, как