"Игорь Иванович Шелест. Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла " - читать интересную книгу автора

- Пошли, пошли, закрылки убираются!
Только тогда и пропала отрицательная перегрузка, невесомость, и Яшин,
перестав "бодать" потолок, шлепнулся в кресло, обретя свой
стопятикилограммовый вес. Более того, секунды спустя вес стал удваиваться -
это Кирилл почувствовал по себе, вдавившись в кресло и видя, как шея и плечи
Яшина опускаются ниже. Перегрузка все возрастала, и штурман понял, что
самолет начал выкарабкиваться из отвесного пикирования. Кирилл метнул взгляд
на указатель скорости: стрелка склонялась по дуге все ниже в направлении
красной черты... Он перевел беспокойный взгляд на летчиков: они оба, не
глядя друг на друга, старательно, бережно, не дыша, как ему показалось,
тянули на себя каждый свой штурвал, уперев взгляд в приборы.
В эти секунды все на борту затаились, как мыши. Было ясно: если
закрылки успеют убраться в крыло раньше, чем разовьется скорость, способная
их разрушить, если летчики, стремясь побыстрей вывести самолет из
пикирования, не превысят предельно допустимую перегрузку, а крылья,
прогнувшись на метр вверх, выдержат и не разрушатся - всем пяти на борту не
придется карабкаться к двери и люкам, цепляясь за что попало, чтобы
выбраться из обломков и выброситься с парашютом.
Ефимцев крикнул:
- Закрылки убрались!
Яшин и Стремнин отмолчались. Стиснув зубы, продолжали выбирать штурвал
на себя, стремясь делать это не настолько вяло, чтобы не разогналась за
предел красной черты скорость, и не так решительно, чтобы не превысить
двухсполовинойкратную перегрузку, предельно допустимую для данного типа
самолетов. Звенящий, напряженно ревущий самолет мало-помалу выбирался из
пикирования. Штурман со своего места видел, как вздрагивающий нос машины,
продолжая описывать гигантскую дугу, вот уже как бы тянет на себя сверху
сизую дымчатость горизонта... А крылья изогнулись, гудят: да и корпус весь,
обжатый многотонным давлением скоростного напора, стонет и "дышит" тяжело.
Но как ни медленно двигается секундная стрелка - Кириллу кажется, вот-вот
остановятся часы! - он наконец видит голубизну неба, врывающуюся в переднее
стекло, а с нею все в кабине озаряется солнечным светом. И сразу, будто
испугавшись солнца, вспять от красной черты шмыгнула стрелка указателя
скорости, а стрелка высотомера, соседствующая справа на такой же круглой
черной шкале, плавно сникла к индексу 6100 метров и замерла, как бы
устыдившись. Да и свист, рев машины вдруг пропали; Кирилл понял, что
заложило уши, и сглотнул слюну. В ушах - хлоп, хлоп! - словно бы что
распахнулось, и опять ворвался гул... Но это уже был не тот пронзительный,
леденящий душу вой связанного зверя, а басовитый грохот существа, с
гордостью переводящего дух и понимающего, что в этой затее ему принадлежало
все же самое веское слово.
Кирилл вздохнул глубоко и расправил плечи. И вдруг почувствовал, как
спину его перетряхнуло запоздалым нервическим ознобом: сознание будто бы
завершило некую вычислительную работу, преобразовав внешние восприятия
только что видимого, слышимого, осязаемого в пронзительную ясность понимания
того, как зловеще велика была крутизна пикирования, пожравшая около двух
тысяч метров высоты за двадцать пять секунд, и как близка была машина к
разрушению.
Ян Яшин, метнув взгляд влево-вправо на концы крыльев, поерзал в кресле
и первым подал голос: