"Игорь Иванович Шелест. Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла " - читать интересную книгу автора

невероятными невзгодами, умирал от голода, съел свои рукавицы и чуть было не
попал на зубок Толстому, если б под руку не подвернулась нерпа, которую они
вместе и растерзали. При слове нерпа жена почему-то пришла в еще большую
ярость: "Ах, это с ней я тебя видела в киножурнале?!" А Тонкий, ползая на
коленях, грозился сжечь себя на костре и доказать ложность чудовищных
обвинений.
В этот самый момент и входит Толстый. К великому удивлению Тонкого, в
отличнейшем настроении, с сигаретой в зубах, в великолепно отглаженной
рубашке, при галстуке. Тонкий бросается к другу, заклиная его подтвердить,
что они были в Арктике. На что Толстый спокойно возражает:
- Да будет тебе, право... Сознайся!.. Видишь, моя Дуся мне уже и курить
разрешила!
Майков взялся за графинчик:
- Занятно. Но критика подвергла бы остракизму такую кинокомедию: не
отражен трудовой энтузиазм Толстого и Тонкого, не говоря уж об их женах; в
неправдоподобной коллизии подвергнута осмеянию первооснова благополучия
семейных отношений.
- Юрик, а шут с ней, и с критикой, и с первоосновой!.. Ведь смешно бы
могло получиться, а?
- Да. Только я не желаю быть ни Тонким, ни Толстым перед твоей Ларисой,
когда она станет наводить о тебе справки.
Серафим прыснул в руку:
- Б-р-р!.. Боюсь Ларисы пуще отвесного пикирования на сверхмаксимале!
- Ну давай!
- За что?
- Чтоб преодолел и этот страх.
- Будь здоров.
- Кстати, о страхе: хотелось бы узнать твое мнение.
- Относительно полетов?
- Разумеется. О страхе перед Ларисой мне уже слушать надоело.
Серафим опять с трудом сдержался, чтоб не расхохотаться.
- Хм... Как бы тебе это сказать?.. Страха в обычном понимании, тем паче
с растерянностью, я за собой что-то не замечал. Но чувство опасения,
конечно, испытывал не раз. Заметил, что испытания, связанные с малыми
скоростями - любые эволюции, срывы, - серьезных опасений во мне не вызывают.
Другое дело - скоростные испытания, испытания на прочность. После имевших
место разрушений в воздухе - помнишь?.. - стал сильно спасаться их... С
превышением скорости шутки плохи!
- Логично. Да и парашют не любит больших скоростей, - заметил Майков,
имея в виду опыт Отарова в парашютных прыжках.
Серафим усмехнулся:
- Знаешь, меня как-то спросили об этом... как, мол, я отношусь к
спасению поврежденной машины? А я ответил: нужно заботиться о спасении
приборов - они все объяснят... Но "главный прибор" - все же
летчик-испытатель... И он не должен терять времени, когда с машиной явно
неблагополучно - должен покидать ее. Ибо летчик зачастую способен раскрыть
первопричину повреждения. А когда стали расходиться, один ко мне подходит,
от смежников, и говорит: "Ты что, Отаров, за чушь здесь плел? Настоящий
испытатель сделает все, чтобы спасти машину!"
Серафим рассмеялся громче, чем от него можно было ожидать. Майков