"Игорь Иванович Шелест. Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла " - читать интересную книгу автора

"А что?"
"Фазанов-то этих... черт-ма настреляли. Как я тебе, Сергей Алексеевич,
и говорил..."
"А мы ели что?"
"Петушков, что давеча паслись во дворе".
"Ну!.. Вот те на!.. Проклятье... (Ульяновский употреблял это слово и в
хорошем и плохом смысле.) Однако что ж этот Дудник?"
"Нахал. Что еще сказать?.. А как не растерялся! Точно выстрелил и на
этот раз не промазал! Впрочем, выручил меня: я было похолодел, когда Иван
Васильевич спросил, кто настрелял их".
"Ай-я-яй... Конфузия-то какая, проклятье!" - протянул огорченно комдив.
"Да ведь на блюде-то эти петушки проявили себя не хуже настоящих
фазанов", - возразил Вениамин Дмитриевич.
"Ну хуже, не хуже... Это меня лукавый попутал придумать угощение
фазанами... Эк проклятье!"
Антонина Алексеевна смеялась, слушая Михаила Лукича, и только в
моменты, когда Сергей уж больно громко хохотал, вздрагивала и смотрела на
сына с едва скрываемой сердечной болью.
Потом генерал попросил разрешения выйти покурить, и Сергей поднялся с
ним вместе, а Антонина Алексеевна занялась приготовлением чая.
- Ну что, выкладывай? - взглянул серьезно Федин, лишь только они
оказались вдвоем. - Не пришлось ли катапультироваться?
Сергей потупился:
- Нет, угомонил-таки.
- Похоже, тебя покрутило с отрицательными перегрузками?..
- Ой, дядя Миша, вы по глазам читаете!
- Да ведь они у тебя, чертушка, красноречивей осциллограммы!.. В них
отрицательные перегрузки кровью расписались!
Сергей уставился с изумлением:
- Гляжу на вас как на волшебника... Действительно, крутило меня,
вырывая из кабины с перегрузкой более минус трех...
- В перевернутом штопоре?
- Похуже... В аэроинерционном самовращении.
- Черт-те что!.. Потеря путевой устойчивости при отрицательных углах
атаки!.. Случайно угодил?
- Угодил не я, а мне поручили воспроизвести то, что там было.
Михаил Лукич кивнул с чуть заметной ухмылкой:
- Так сказать, во имя науки...
- И для нее, и для корректировки инструкции по пилотированию.
Теперь генерал разглядывал молодого летчика с таким же изумлением, как
только что тот глядел на него.
- А в наше время, - проговорил он чуть ли не с завистью, - о
возможности этаких жестоких "круговертей" мы и не подозревали!.. Однако,
Сережа, расскажи, как же все это было?
Стремнин коротко рассказал, очень заботясь, чтобы Михаил Лукич не
заподозрил его в нагнетании "летчицкого героизма".
- И, представьте, - усмехнулся он, заканчивая, - обалдел и будто уже
ничего не вижу... Спасибо товарищу, летавшему рядом на киносъемщике, - он
подсказками помог выровнять самолет... Потом, когда запустил двигатель,
открыл гермошлем - и вскрикнул от радости: оказывается, стекло запотело!..