"Светлана Шенбрунн. Пилюли счастья (роман) " - читать интересную книгу автора

русской словесности - и полюбил. Ну, может, не так уж сильно полюбил, однако
приветил. За то безмерное обожание, что светилось в ее голубых глазах. Даже
стихи ее похвалил...
Интересный тип этот Фринляндкин. То есть не такой уж потрясающе
обворожительный, как нам представлялось: довольно даже потрепанный -
заспанная, подслеповатая и довольно оплешивевшая фигура. Нет, не
врубелевский Демон, никак... А это кто?.. Неужели Люсенькины близнецы? Такие
огромные, совсем взрослые?!. Впрочем, что ж я удивляюсь - столько лет
утекло...
- Дорогая, - хмурится Мартин, - надеюсь, мы получим сегодня компот?
Что за язвительный тон? Как ему не стыдно! Неужели он не видит, что я и
так с ног сбилась? Нет, все - в последний раз все эти гости, торты, компоты!
Сидят, ухмыляются, языками чешут! Стол - стадион, до кухни - километр, и ни
малейшей помощи! Кстати, как их зовут -
Люсиных мальчиков?.. Яша и Петя? Да: Яша и Петя. Яша и Петя
Голядкины! Почему - Голядкины?..
- Не мог же я дать им фамилию Фринляндкин! - рокочет папаша
близнецов. - В этом мире злобы и лжи!
Люсенька опускает глаза - прекрасные свои и вечно испуганные голубые
глаза.
- Это мама, - объясняет она тоненьким звенящим голоском, - мама
посоветовала нам, чтобы мы записали детей на мою фамилию.
- Да, - подтверждает Фринляндкин глухо, - незачем давать детям,
родившимся в России, фамилию Фринляндкин. Это латышская фамилия, а никак не
русская.
- Вообще-то, мне кажется, это еврейская фамилия, - уточняет Амира
Григорьевна степенно.
- Да, - соглашается Люсенька робко. - И я, конечно, не хотела, чтобы
дети страдали от антисемитизма...
- Голядкина! - фыркает Агнес. - Глупости, враки! Ее фамилия Голубкина.
- К вашему сведению, высокоуважаемая, это одно и то же, - цедит
Фринляндкин сквозь зубы. - "Голяд" - это по-латышски голубь!
- Вот как? - Агнес не проведешь, Агнес - это вам не доверчивая
Люсенька. - Откуда вы знаете? Вы что, латышский стрелок?
Мне удается наконец отделить от торта бесконечно длинный, липкий,
истончающийся к концу ломоть.
- Мне! Мне! Мне первому! - кричат, подскакивая на стульях и притопывая
ногами, Петя и Яша.
Видно, что им нравится у нас - братьям
Фринляндкиным-Голубкиным-Голядкиным. Даже затевают, расшалившись,
потасовку - пихаются плечами, локтями, выхватывают друг у друга из-под носа
вазочки с компотом, сражаются вилками, каждый хочет завладеть блюдом и
отхватить побольше от сладкой горы.
Конечно, детский праздник, но не такие уж они и дети... Люсенька могла
бы укротить своих отпрысков. Хотя, с другой стороны... Какая разница? Пусть
себе...
- Теперь-то ты понимаешь, ты видишь, как я тебя любила! - обнимает
Люсенька Фринляндкина за шею и жарко дышит ему в ухо. Потасканного и
потрепанного, не слишком даже опрятного Фринляндкина. - Как душа моя тебя
жаждала!.. - И тут же за столом, в присутствии всех, в том числе и