"Е.Шэн-Тао. Ночь (Рассказы китайских писателей 20 - 30-х годов) " - читать интересную книгу автора

колышутся, а пламя лампы все увеличивается. О, ужас! Снова пятна крови!
Женщина смежила усталые, измученные глаза и долго стояла так, боясь открыть
их. От плача ребенка, терзавшего ее слух, кровь стыла в жилах, словно от
гулкого крика в ущелье.
Внезапно раздался стук в дверь. Громко залаяла лежавшая у порога рыжая
собака. Женщина вздрогнула, до нее донесся родной голос: вернулся брат, - и
она торопливо пошла открывать. С улицы вошел человек. Он сразу же затворил
дверь, будто остерегаясь, что кто-нибудь может войти вслед за ним.
- Ну как? - тихо и взволнованно спросила женщина. Ей не терпелось
услышать все, что он узнал, она готова была проникнуть ему в самую душу.
Э вошел в комнату, огляделся, тяжело сел и перевел дух. Это был человек
лет сорока, судя по одежде - торговец. У него были узкие глаза и небольшой
нос; морщины, мелкой сеткой окружавшие глаза, придавали лицу смеющееся
выражение. На лбу у него выступил холодный пот. Э взглянул на всхлипывающего
ребенка и вспомнил про сладкие корешки. Пошарив в кармане, он вытащил их и
протянул мальчику:
- На, покушай сладенького!
Да-нань ослаб и устал, однако лакомство соблазнило его, и он потянулся
ручонками к корешкам, продолжая тихонько плакать. Женщина снова села к
столу.
- Я видел их. - Э машинально погладил виски и как-то сразу обмяк, будто
силы внезапно покинули его.
- Видел? - Женщина широко раскрыла глаза, сердце переполнилось жгучим
страданием. Нет, это было больше, чем страдание!
- Да! Только что!
Женщина чуть не оттолкнула брата, чтобы побежать и увидеть все
собственными глазами, но страх ее остановил, только тяжелый вздох вырвался
из ее груди.
- Сестра, ты говорила, в мире нет сердобольных людей. А я как раз
сегодня встретил такого. - Он многозначительно поднял большой палец.
- Это тот, которого ты искал?
- Да. И нашел его в одной харчевне. Поговорил с ним по душам, рассказал
все о них обоих. "Они свое получили, - сказал я. - Боюсь, их уже и в живых
нет". Я умолял его только об одной милости: показать мне, где они лежат.
Э нахмурил брови, отчего резче обозначились морщины. Он почесал
затылок: говорить ему было нелегко, однако, подумав, он продолжал:
- Он выслушал меня, но велел ему не досаждать. Нынче, мол, со многими
покончили; и с мужчинами, и с женщинами, и с теми, кто в длинных халатах
ходит и кто в коротких куртках. Мыслимо ли всех упомнить?! Да и не
разрешается опознавать покойников. Но не мог же я уйти ни с чем, раз уж
нашел его! Я снова стал просить: говорил, что супруги достойны сочувствия,
что дома осталась бабушка с маленьким ребенком. Целыми днями он плачет у нее
на руках и зовет маму... Я просил пожалеть старуху и дитя... Разумеется, я
сказал все, что мог, осталось только поклониться ему в ноги.
Женщина слушала, печально глядя на ребенка, лежавшего у нее на коленях.
Ребенок почти засыпал. Корешки лежали у нее на рукаве.
- Мои слова тронули его душу. Нужно уметь поговорить с человеком, и
своего добьешься, - хвастливо продолжал Э, и его морщинистое лицо на
мгновение расплылось в улыбке, но он тут же прогнал ее. - Он заговорил со
мной совсем по-другому, не как чиновник. Даже вздохнул. "Такое горе с