"Е.Шэн-Тао. Ночь (Рассказы китайских писателей 20 - 30-х годов) " - читать интересную книгу автора

детьми! У кого не дрогнет родительское сердце?! Ты меня разжалобил. Ладпо,
покажу тебе, где их гробы. Только почему такие хорошие люди не могли жить
спокойно? Зачем им было ввязываться в опасное дело?" Я сказал ему, что и мне
это не совсем понятно; мы, торговцы, не понимаем ученых людей. Возможно...
Старая женщина тяжело вздохнула, сердце ее сжалось. Она, как и брат, не
понимала дочери и зятя, но знала наверняка: у них нет ничего общего с
каторжниками, у которых лица убийц и черная душа. Нет, ее дети не такие. Но
почему с ними расправились как с преступниками? Вот уже сколько дней этот
вопрос не давал ей покоя, и нет человека, который бы ответил на него.
- Он велел мне ждать его в шесть часов вечера, за поворотом дороги. Я
без конца благодарил его - тут уж не приходится лениться. Я пришел туда
пораньше и стал ждать. Ровно в шесть он явился в обычном платье. Он повел
меня к пустырю. По дороге мы снова говорили.
Э умолк. Он не хотел рассказывать сестре всей правды, - это могло убить
ее. Но в памяти проплывали картины одна страшнее другой. Вот они вдвоем идут
к пустырю. Вокруг кромешная тьма. Ни единого фонаря, ни звезд, ни лупы.
Темные силуэты деревьев и строений, то неподвижные, то словно колеблющиеся,
чернеют вдалеке, словно чудовища. Иногда в воздухе мелькали светлячки, ему
мерещилось, что это зрачки танцующих чертей, и в глазах рябило; лишь
издалека, будто с самого края света доносились лай собак и гудки машин. Но и
здесь была своя жизнь, в воздухе витали какие-то таинственные звуки, шорохи.
Утром прошел дождь; идти по сырой земле было трудно, вокруг ни зги - того и
гляди, споткнешься и упадешь. Спутник Э закурил сигарету и, затянувшись,
глухо сказал: "Лица их пылали гневом, но сколько в нпх было благородства,
душевной доброты. Они взглянули друг на друга, словно хотели что-то сказать,
но не произнесли ни слова - лишь опустили голову. В таких страшно стрелять,
даже нам, людям привычным к винтовкам и пулеметам. Рука не поднимается!
Когда стреляешь на войне - враг далеко, и неизвестно, попадешь в пего или не
попадешь. Даже не видишь - в кого целишься. Но когда перед тобой связанный
человек и ты отчетливо видишь его брови, каждый волосок у него на голове,
страшно спустить курок. А те двое были такие добрые и очень уж худые,
изможденные: казалось, дунь - и они упадут. Один из наших долго не мог
выполнить приказа, потом паконец спустил курок. Но промахнулся в лишь ранил
мужчину в руку. Тот вздрогнул от боли. Женщина закричала как безумная.
Говоря по правде, на сердце у меня было тяжело, я не мог смотреть и
отвернулся. Грянули еще три выстрела. Все было кончено. Они лежали в крови".
Ноги не повиновались Э, но нужно было идти, и он неотступно следовал за
своим спутником, почти касаясь грудью его спины.
Э задумался, уставившись в одну точку. Женщина знала, что брат чего-то
не договаривает, и взволнованно спросила:
- А что он еще говорил? Видел он, как их убивали?
От бесконечных дум она вконец измучилась. Винтовки... Блестящие черные
трубки. Солдаты и полицейские носят их за плечами... Неужели с помощью этих
трубок навсегда покончили с дочерью и зятем?... Она не верила, не могла себе
этого представить. Перед пей вставали образы любимых детей. Куда их ранило?
Кровь... Неужели ее больше нет в их телах? Неужели остановилось дыхание? Все
это было туманно, как сон. Временами ей казалось, будто дочь и зять живы.
Наступит день, когда у порога прозвучат их голоса, такие особенные, не
похожие ни на чьи другие; откроется дверь, и рука об руку войдут два самых
дорогих для нее существа. Но и эти ощущения были неясными, призрачными.