"Люциус Шепард. Кольт полковника Резерфорда" - читать интересную книгу автора

любил, подумала Сьюзен. И, судя по его последнему заявлению, продолжает
любить до сих пор. Если бы тем вечером в саду она знала, что ждет ее в
будущем, то, получив возможность выбора между преступным кровосмешением и
жизнью с полковником Резерфордом, она, безусловно, предпочла бы первое...
Эта мысль, возникшая как случайная игра фантазии, задержала на себе ее
внимание, а когда Сьюзен, вдумавшись, уловила скрытый в ней намек, она
попыталась с ходу отвергнуть стоящий за этим план действий - но план был так
прост и изящен, а искушение так велико, что она не смогла избавиться от него
одним усилием воли. Она начала копаться в себе, отыскивая какой-нибудь
душевный изъян, ибо только наличием такового могла объяснить появление в
своей голове столь бесчестного замысла. Самоанализ не выявил никаких
существенных сдвигов в ее психике, но она не спешила выносить себе
окончательный приговор. Что-то должно было в ней измениться, какой-то
источник яда должен был возникнуть в ее душе, иначе она бы ни за что не
позволила подобной идее змеиться в ее мозгу, отравляя каждую его клеточку
своим губительным прикосновением.
Она провела в раздумьях более часа и, наконец, пришла к выводу, что эта
идея была подкинута ей самим Змием, извечным носителем зла, символом обмана
и предательства. Не исключено, однако, что и сам Господь был как-то
причастен к искушающему дару. Она не могла бы так легко поддаться
убийственно-вкрадчивым дьявольским чарам, не будь на то Его высшая воля. И,
тем не менее, замысел явно имел ядовитые зубы и гибкое чешуйчатое тело,
способное, свернувшись тугим кольцом, устроить гнездо в ее сердце, - это
дьявол говорил ее устами и побуждал ее к действию, и даже страх погубить
свою душу не придал ей решимости противостоять искушению. Она взяла ручку с
серебряным пером и начала писать, первым делом посвятив Аарона во все
подробности гибели Луиса и даже несколько сгустив краски, дабы рассказ
произвел максимальный эффект, а когда со вступлением было покончено, перешла
к главному:
"... Касаясь существа твоего письма, милый кузен, - то есть еще не
совсем угасшего чувства, о котором ты мне поведал, - я, к своему стыду, но и
с огромным облегчением, решилась на одно, хотя и очень запоздалое признание,
ибо чувство твое никогда не было безответным, но, оставаясь невысказанным,
хранилось и до сих пор хранится в сокровенном уголке моего сердца..."
Она заполнила этой ложью три страницы, сочинив довольно складную басню
о тайных желаниях, страхе перед греховным поступком и неудержимой тягой к
его совершению. Поставив финальную точку, она не ощутила ничего, кроме
холодного безразличия, как будто этим шагом переступила невидимую черту и
оказалась вне досягаемости укоров совести. Она знала, что, в конце концов,
чувство вины ее настигнет, но теперь это было уже не важно - она только что
заключила сделку и оказалась во власти сил, по сравнению с которыми укоры
совести были всего лишь слабой щекоткой.
"... В октябре, как у него издавна заведено, Хоуз с одним слугой
отправится в горы близ Матансаса, где у него есть охотничий домик и где он,
опьяняемый кровью, в очередной раз попытается истребить всех без исключения
диких свиней в округе, что я считаю маловероятным, ибо тогда по логике вещей
он должен будет совершить самоубийство. Он проведет там десять дней, а то и
больше, если охота окажется удачной. Я очень надеюсь, что ты найдешь
возможность посетить Гавану в этот период, и тогда я постараюсь доказать
тебе силу и искренность своих чувств самыми убедительными средствами, какие