"Люциус Шепард. Закат Луизианы" - читать интересную книгу автора

когда погружается в депрессию. Однако Мустейн не был уверен, что он и есть
тот самый человек. Надежностью он никогда не отличался, хотя в его душевном
спокойствии и уравновешенности сомневаться не приходилось. Несмотря на все
перипетии профессиональной жизни и личные драмы, он неизменно оставался
спокойным и уравновешенным. Нервный срыв здорово повысил бы его самооценку,
заставил бы снова почувствовать себя живым человеком. Он жил по инерции
многие годы. Не обремененный семьей, не связанный дружескими отношениями,
словно пострадавший в результате несчастного случая, напрочь выпавшего из
памяти. Но к Вайде его влекла некая сила, некий обратный поток эмоций,
которому он хотел отдаться. По рекомендации своего первого агента в
Лос-Анджелесе, зацикленного на психотерапии, Мустейн в течение месяца раз в
неделю посещал психиатра, который после четвертой встречи спросил, планирует
ли он продолжить курс. Когда Мустейн ответил отрицательно, психиатр поставил
предварительный диагноз, высказав мнение, что у него нарушена связь между
разумом и эмоциями.
- Конечно, вам может повезти, - сказал психиатр.
- Повезти? - переспросил Мустейн.
- Сама жизнь порой восстанавливает целостность личности. Иногда этот
процесс протекает... тяжело. Крайне болезненно. Но иногда... - психиатр
развернул свое кресло и посмотрел в окно на Родео-стрит, - ... вполне
терпимо.
- Вы видели много таких случаев? - спросил Мустейн. - Восстановления
целостности?
- Нет, - сказал психиатр. - В этом кабинете - нет.
Мустейн предположил, что, возможно, история с Вайдой знаменует начало
"крайне болезненного" или "вполне терпимого" процесса восстановления
личности. Ему следовало вовремя притормозить, проанализировать свои первые
импульсы, но она не дала опомниться, и он сомневался, что у него еще
осталась свобода воли.
От раскаленного солнечными лучами тротуара начал подниматься запах
асфальта; рой мух кружил над объедками, завернутыми в скомканную газету и
брошенными в канаву. Мустейн подумал, не вернуться ли в хижину, не поспать
ли немного. Или лучше прогуляться назад по Монро-стрит и зайти в лавку
Кроссона, открытую в этот час. Поглазеть на циркулярные пилы, шлифовальные
станки.
Но лучше целебные средства, решил он.
В прохладном сумрачном помещении лавки витал горьковатый запах трав. В
витринах и на полках стояли рядами аптечные пузырьки с надписанными от руки
этикетками, наполненные темными жидкостями. А также лежали разные амулеты,
сделанные из костей, перьев, бисера и клочков шерсти. Талисманы, кресты. На
полу за одним из прилавков стояло чучело колли на деревянной подставке.
Мустейн перегнулся через прилавок, чтобы получше рассмотреть радостно
оскалившуюся, задравшую хвост собаку, которой определенно нравилось тут
стоять, когда хрипловатое контральто позади него осведомилось, без малейшего
южного акцента, не желает ли он чего. Элегантная блондинка в белой блузке и
серой юбке с широким черным ремнем вышла из помещения, находившегося за
приоткрытой дверью. Лет пятидесяти; немного увядшая, но все еще весьма
привлекательная. Модная прическа. Легкая косметика. Тонкие морщинки у глаз.
Лицо с рекламного щита "Никто больше не называет ее бабушкой". Такую женщину
Мустейн скорее мог представить в офисе нью-йоркского издательства, нежели в