"Галина Щербакова. Ангел Мертвого озера" - читать интересную книгу автора

которой тыщу лет тому жили конфеты "Цветной горошек".
Он купит сегодня на базаре - наверняка у черножопых есть - бомбочку с
носиком, он исправит искривление в жизни дочери, а потом, потом, когда она
вернется домой, она сама скажет ему: "Спасибо тебе, папа". Он не знал, на
какой идти базар, не знал, сколько стоит бомба-свистулька, он просто шел на
ура выполнить отцовский долг и ленинское пожелание.
Он ходил без ума по Москве и оказался на Пушкинской. Встал у перехода.
Боже, сколько их, людей, не отобранных правилами жизни, а существующих
бессистемно, как рыбы в океане! Взять, к примеру, аквариум - в нем как раз
ничего лишнего не бывает. Хотелось думать аквариумную мысль, было в ней
что-то чистое, детское.
Переход же заглатывал людей мощным ртом, а выпускал тонкой слюнкой.
Возле него, чтоб свернуть вниз, остановилась немолодая женщина в светлом,
чуть тесноватом ей костюме. Она внимательно, даже слишком, посмотрела на
Ивана Ивановича, тихонько вздохнула, будто хотела что-то сказать, но не
сказала, и пошла вниз, поправляя на отвороте костюма букетик шелковых
фиалочек, которые почему-то раздражили Ивана Ивановича. Вот зачем она,
немолодая, нацепила их, зачем? И зачем на него вылупилась? Он, например, в
ходьбе людей не разглядывает, идет себе и идет, а эта остановилась и
пялится... Такое настало время. Время бесстыдства.
Он, не замечая собственной нелогичности, продолжал смотреть ей вслед,
пока она почти не скрылась во тьме коридора, а потом странным образом не
взлетела факелом, и он видел, как обнажаются ее ноги и горит пиджак с
фиалками на отвороте. А потом и его слегка тряхнуло, потому что осыпались
стекла и лопались стены. Ему что-то кричали, звали помочь, но он думал, что
вот он и сделал то, что хотел, он их взорвал - людей. Он не помнил, как он
достал бомбу, не помнил, кого хотел взорвать. Но вот взорвал же! Видимо, эту
женщину, если ее запомнил. Да! Да! Ее! Она еще подошла и посмотрела на него.
Б...ь.
Иван Иванович, умиротворенный, довольный поступком, шел домой. Ему
хотелось чаю.
Жена кинулась ему на грудь, дичь какая, пришлось ее оттолкнуть, а она,
оказывается, ревела и тыкала пальцем в телевизор.
- Я боялась, что ты там, - всхлипывала она. - Ушел за хлебом и канул.
Он не понимал, о чем она. Он видел женщину-факел, зажженную снизу; за
две минуты до того, как превратиться в огонь, она бесстыдно пялилась на
него, Ивана Ивановича. Он пытался вспомнить какие-то важные мысли, которые к
нему приходили, но непонятные видения резали мозг на брызгающие шматки.
Какой-то выпискивающий носик, оборочки вокруг чего-то округлого... Бутылки?
Нет! Какие у бутылки оборочки! Да! Фиолетовые цветочки, собранные крохотной
булавочкой в букетик. Все это было почему-то важным, но голова,
разваливающаяся на куски, не давала ответа. Он вдруг понял, что умирает, и
стал кричать, и голос у него был странный, детский. Жена же - та заорала
по-бабьи, с визгом, стоном, но потом по-деловому вызвала неотложку.
Иван Иванович умер по дороге в больницу. За минуту до этого голова его
усмирилась, стала ясной, и он посчитал важным сказать доктору, от которого
разило спиртным, что это он бросил бомбу там, в переходе. Он! У врача
сделалось рыбье аквариумное лицо, это когда рыба пучит глаза и раскрывает
большой, с мягкими отворотами-губами рот. Рыба тянулась, тянулась к Ивану
Ивановичу, пока не заглотнула его.