"Жак Шессе. Людоед" - читать интересную книгу автора

взмокший от страха, принялся разглядывать мадам Уазель. Она села печатать,
и ее груди заколыхались под тонкой блузкой. Двадцать пять лет, загорелая,
жизнерадостная. Но он робел и перед нею - ведь она имела свободный доступ к
директору, знала все его перемены настроения, проекты, секреты. Она была
участницей элевсийских мистерий, допущенной к самому треножнику, к углям, к
священному напитку, к дымку жертвоприношений во славу
Бога-Директора-Повелителя людей; она излучала таинственную силу инициации,
приводившую в трепет Жана Кальме. Хорошенькая женщина. И счастливая. Вот
она-то нашла себе подходящего хозяина: красивого, изысканного француза,
стажера-преподавателя математики и гимнастики.
Жан Кальме терпеливо ждал, когда директор допустит его в святилище. Он
потел все сильнее и украдкой вытирал ладони о брюки, боясь в то же время,
что они, не дай Бог, пожелтеют и будут выглядеть непристойно и комично.
Мадам Уазель вырвала письмо из машинки, пришлепнула на него печать
гимназии, подписала, сложила, сунула в конверт, лизнула марку своим длинным
язычком, приклеила ее ударом кулака и бросила послание в картонную коробку,
где накапливалась почта богов. Дверь кабинета открылась, и на пороге возник
господин Грапп. Жан Кальме попытался встать, хотя что-то внутри него в
ужасе сопротивлялось, тянуло его бежать, укрыться в какой-нибудь темной
норе; однако миг спустя он превозмог себя, встал с видимой легкостью и,
улыбаясь, приблизился к господину Граппу. Огромная, не правдоподобно
широкая фигура директора, заполнившая всю дверную раму, выглядела
фантастическим параллелепипедом из желтой шерсти, над которым мрачно
чернели непроницаемые очки и сиял голый шишковатый череп. Гигант открыл
рот; в углах губ скопилась слюна, неровные зубы походили на могильные камни
заброшенного кладбища, где обитают пожиратели детей.
Волосатая рука протянулась к Жану Кальме - Жану Кальме, который
споткнулся на полпути, покраснел, взмок до корней волос, подал, в свою
очередь, влажную руку, проследовал за людоедом в его логово и бессильно
опустился в жесткое кресло, указанное хозяином. Тот уже сидел перед ним за
письменным столом, костистый, массивный, в черных очках, которые и прятали
и выдавали водянисто-синие глаза, чей взгляд насквозь пронизывал сердце
Жана Кальме.
- Я буду с вами откровенен, господин Кальме, - оглушительно начал
директор, и Жан Кальме, в который уже раз, отметил его акцент уроженца
кантона Во, сохранивший тягучие нотки крестьянского говора. - Вас любят и
уважают в нашей гимназии, господин Кальме, мы ценим ваш высокий
профессионализм. Ученики вашего класса прилежно занимаются, вы способны
вызвать у них тягу к знаниям, и я не раз слышал от их родителей, с какой
любовью они относятся к вам. Именно это и побуждает меня сегодня говорить с
вами весьма решительно.
Он сделал паузу, широко улыбнулся, показав зубы, и Жан Кальме
приготовился быть съеденным со всеми потрохами.
- Я не стал беседовать с вами тотчас после инцидента, решив дать вам
время прийти в себя и поразмыслить. Речь идет о прискорбном происшествии в
"Епархии". Вы, разумеется, понимаете, что до меня дошли слухи об этом
событии - от многих ваших коллег и от родителей, которые поспешили выразить
мне свое удивление. Добавлю также, что мне звонили, весьма конфиденциально,
из уголовной полиции, с целью выяснить, не замешаны ли тут наркотики.
Наша профессия такова, что за нами пристально следят, господин Кальме,