"Жак Шессе. Людоед" - читать интересную книгу автора

начинаются поля, зияет готовая могила; куча земли рядом ждет, когда ее
сбросят на гроб, опущенный в рыхлую холодную глубину.
Кладбище залито солнцем.
Изабель подходит к своей могиле, с минуту стоит на краю ямы,
нагибается и берет горсть земли, которая укроет ее через две недели.
Юноши и девушки сидят тут же, в нескольких шагах, на двух скамьях - ее
друзья, ее братья и сестры, ее ангелы-хранители; с виду они спокойны, но их
души раздирают любовь и ужас. Юная покойница ложится на залитое солнцем
соседнее надгробие; легкий ветерок шуршит в ветвях кипариса, на изгороди
щебечет, зовет кого-то синица, из долины поднимается горьковатый запах
костров, там фермеры сжигают сухую лозу.
Изабель лежит на плите рядом со своей могилой; ее грудь тихо
вздымается. Сперва она скрестила руки, потом раскинула их; ее пальцы
перебирают, гладят песок у края соседней ямы.
Анна, зарыдав, вскакивает и бежит в глубь кладбища.
Ален и Жак фотографируют Изабель; вот она лежит на чужом надгробии,
вот пересыпает комочки земли у своей будущей могилы, а вот идет к месту
последнего упокоения, босиком, зажав сабо под мышкой, - ветер вздымает
подол ее платья, девушка похожа на призрак, а может, это и есть призрак,
уходящий вдаль по длинной аллее; волосы призрака развеваются над головой,
синицы щебечут ему вслед о береге небытия, куда все мы возвращаемся, рано
или поздно: "Вернись, о чудный призрак девушки, прекрасней которой не было
на целом свете, вернись в лунный край, где ты родилась, сойди в подземные
чертоги, полные ночных ароматов!"
Но Изабель в это не верит. Она знает: ее ждет всего лишь каменистая
земля, в которой она будет гнить и разлагаться меж истлевших гробовых
досок. Какая мерзость! Сволочь он - этот Бог! И Анна безутешно плачет,
уткнувшись в каменную, одетую мхом стену, кишащую розовыми блошками,
спутницами всех мертворожденных младенцев, нашедших вечный приют в сей
блаженной юдоли.
Изабель пошевелилась на плите, прикрыла глаза ладонью от безжалостного
солнца.
Тишина. Потом снова синицы. И дрозды - только очень далеко, здесь мне
их уже не увидеть, когда-нибудь они пролетят над этой могилой, они проживут
на два-три года больше, чем я, от меня к тому времени останется скелет в
лохмотьях, а потом наступит их черед, и в один серый ноябрьский день они
застынут под кладбищенской стеной кучкой слипшихся внутренностей и перьев.
А моя одежда... нет, не хочу думать о своем последнем наряде. Да ведь я уже
и выбрала то белое с золотой оторочкой. Белоснежное, чистое мое платье...
О, Марк, мой Марк, как хорошо, что ты мой, что мы любили друг друга! Я не
умру девственницей. Марк, любимый мой, ты увидишь меня в этом белом платье,
с руками, сложенными на золотой шнуровке. Папа и мама закроют гроб, и вы
проводите меня до Креси.
На теплую плиту села пчела; Изабель открывает глаза, вытягивает руки
вдоль тела и прижимает ладони к камню. Ласковое солнышко, маленькая
хлопотливая пчелка, успевшая припудриться пыльцой примул, арники, сережек
орешника; маленькая пчелка, как сладок будет твой мед зимой, только я уже
не успею его отведать.
К тому дню Изабель весила не больше тридцати пяти кило.
Солнце нагревает сквозь ткань ее округлые груди, такие упругие, такие