"Жак Шессе. Исповедь пастора Бюрга " - читать интересную книгу автора

X

Письмо из Синодального совета пришло на следующий день. После обморока
накануне на меня снизошло какое-то спокойствие; весь остаток дня я проспал
под действием снотворного и усталости. Когда я вскрывал конверт с гербовой
печатью, руки у меня не дрожали, но с первых же строк мне стало ясно, что
положение мое еще хуже, чем я ожидал.
Совет получил жалобу Н. В спешном порядке были опрошены несколько
влиятельных прихожан, которые не подтвердили его обвинений. Однако,
учитывая видное положение подателя жалобы, а также чтобы пресечь слухи,
было принято решение о расследовании в административном порядке; до
вынесения заключения я отстранялся от должности.
Непререкаемый казенный тон послания, казалось бы, должен был сломить
меня окончательно, однако он, напротив, подхлестнул мое самолюбие. Я
воспрял, я решился биться до конца. Я вспоминал Женевьеву, все эти месяцы,
связавшие нас, наши прогулки, наши планы. Да кто они такие, эти господа,
чтобы копаться своими грязными руками в нашей жизни, во имя какого
правосудия смеют они марать нашу любовь и веру? Н. не должен победить,
проклятый Н., единственный виновник всего. Я не сдамся. Я поеду в Л., пойду
в Совет, я сумею их убедить, расскажу о распутстве Н., обо всех его
гнусностях. Что до тяготевшего надо мной обвинения - я готов признать его
обоснованность. Но пусть успокоятся, пусть выслушают меня: ни огласки, ни
скандала не будет. Я ведь собирался жениться на Женевьеве, верно? И
предложить свои услуги другому приходу. Не так давно я слышал, что
государство испытывает серьезные трудности в этом плане: число пасторов с
каждым годом убывает. Эта мысль прибавила мне смелости. Стало быть, я
нужен. Я тешил себя надеждами: я не впал в немилость, я с честью выйду из
положения и обрету покой и счастье с Женевьевой. Почему мне не дают
увидеться с ней? Что за стену воздвигли между нами? Она носит нашего
ребенка, она моя, моя жена, и никто не может помешать мне с ней поговорить.
Еще долго я перебирал в уме свои доводы и права. Это помогло мне
освободиться от страхов, и я корил себя за то, что пал духом перед первой
же угрозой; конечно, думал я, меня сломила скорее усталость, чем разговор с
Н., однако я решил, что впредь не отступлю перед ним и буду тверд.
Прежде всего я должен был увидеть Женевьеву. Я позвонил в Бюзар.
Экономка ответила, что Женевьевы нет. Я спросил, дома ли Н., - его тоже не
было. Я просил, требовал, назвал себя, сослался на дело чрезвычайной
важности, касающееся прихода. Моя настойчивость подействовала, но от того,
что я услышал, меня бросило в дрожь: Н. повез дочь в клинику в Л., где
мадемуазель будет сделана операция. Они вернутся через неделю. Нет,
связаться с ними невозможно...
Ярость и возмущение душили меня. Моего самообладания еще хватило ровно
настолько, чтобы выпытать название клиники у бедной женщины, которая не
могла взять в толк, с какой стати эта спешка. Меня было уже не остановить.
Ничто не удерживало меня в поселке. Узнав адрес, я быстро собрал чемодан,
запер дом, помчался на станцию и вскочил в первый поезд на Л.
Странная это была поездка. Поезд идет до Л. два часа; все это время
мною овладевали то самые мрачные предчувствия, то лихорадочное возбуждение,
и я весь дрожал от нетерпения и гнева. Пытаясь отвлечься, я сосредоточил