"Жак Шессе. Исповедь пастора Бюрга " - читать интересную книгу автора

После того как их жалоба была зарегистрирована, члены совета присутствовали
на нескольких моих проповедях. Они смогли убедиться лично, что я перехожу
все границы, о чем немедля уведомили своих коллег.
Эта речь сильно меня встревожила. Нет, она ни на миг не поколебала
избранную мной линию поведения, зато пролила свет на прискорбное
непонимание Синода и глупость его шпионов. Мои проповеди слушали. В них
усмотрели крайности - этот приговор лишал меня всякой официальной
поддержки. Меня предупреждали, что мне надлежит вернуться в строй, смирить
свой нрав, иначе совет будет вынужден вызвать меня в Л. или потребовать
расследования моих "нарушений" в административном порядке.
Но это было еще не все: чиновники приберегли для меня напоследок
сюрприз. Я узнал, что моя уединенная жизнь, моя суровость, мои поздние
прогулки вдалеке от деревни навели моих прихожан на подозрения: не симптомы
ли это неврастении? Болезнь, разумеется, весьма опасная для человека моего
положения...
Так вот оно, затишье, ясные взгляды и добрые слова после нескрываемой
враждебности! Я был сражен. Не только тем, что так глупо попался, поверив
дешевой комедии, - этим подозрением хитрецы полностью обезоружили меня.
Случится мне отныне повысить голос? Приступ буйства у больного, у
припадочного. Случится вспылить? Возмутиться очередной низостью? В этом
тотчас усмотрят доказательства моего безумия - безумия тем более пагубного,
что оно долго оставалось скрытым: теперь демоны вырвались на свободу, грозя
нарушить спокойствие мирного прихода...
Этот удар сокрушил меня, и на несколько дней я пал духом. Я готов был
сдаться. Потом обратился к примеру моего учителя; это всегда давало мне
силы. Наконец мне удалось выбраться из этого болота. Я не мог продолжать
войну в открытую - значит, придется носить маску тихони столь долго,
сколько потребуется, чтобы ввести в заблуждение противника и заставить
поверить, будто его победа привела меня на путь смирения.
О, если бы кто-то мог читать в моей душе - как бы он был поражен в эти
месяцы контрастом между моими сокровенными помыслами и поведением! Я
выказывал растущую преданность приходу. Я разыгрывал благодарность
прихожанам. Мне удалось шепнуть на ушко нескольким влиятельным лицам, как
признателен я тем, кто образумил меня. Эта политика не замедлила принести
плоды. Мало знакомые с подобной манерой изъясняться, судьи мои не усмотрели
притворства в смиренных речах. Сознавать себя спасителями было им лестно;
довольные чистосердечным раскаянием, они прониклись ко мне теплотой и лично
донесли до Синода весть о том, что они называли моим обращением. Вскоре я
получил официальное письмо. Мое новое поведение удостоилось всяческих
похвал. Кантональный совет был удовлетворен благополучным разрешением
конфликта. Оставалось лишь успокоить его на предмет моего здоровья. Я
заставил себя чаще бывать на людях, дольше задерживался в лавчонках и
магазинах, ходил время от времени в единственный в поселке кинотеатр и даже
брался за грабли или вилы, если, гуляя, забредал на поле, где спешно
убирали хлеб перед грозой. Я был улыбчив, услужлив, приветлив. Я умел быть
в меру строгим, когда это требовалось, однако на похоронах показывал себя
столь же отменно - так говорили теперь обо мне, - сколь и на свадьбах и
крестинах: я держался скромно и ликовал, убеждаясь, что моя тактика
увенчалась полным успехам. С виду я был молодым пастором, знавшим свое
место и понявшим, как просты его обязанности. Но душа моя была крепка, как