"Евгений Шестаков. Медведь и другие" - читать интересную книгу автора

Евгений Шестаков


МЕДВЕДЬ И ДРУГИЕ

Когда померкло небо, и все живое позатыкалось, Пятачок с Винни Пухом
одновременно подняли каждый свою плиту и вылезли на поверхность. Ночью
Новодевичье выглядело по-иному. Жизнь не жизнь, но что-то приходило в
движение. Целенаправленно перемещаясь, осмысленно перешептываясь и собираясь
в некие общества. Молча пожав друг другу кости, Пятачок и Винни Пух
направились к могиле Совы. Та уже надсадно кряхтела снизу, не в силах
сдвинуть здоровенную "От всего леса" плиту. Винни Пух поднял ее одной левой,
другую правую подавая скелету птицы.
- Все глубже с каждым годом врастает, - пожаловалась Сова. Без перьев и
глаз она была больше похожа на собранную из детского конструктора хренотень,
чем на птицу. Но никаких насмешек это не вызывало, особенно после того, как
она заново научилась летать.
- А у меня в ограде опять насрали! - беспечно сказал Пятачок. Ему как
круглому сироте, изгою и бобылю, подобные знаки внимания со стороны живых
доставляли не особенно скрываемую радость.
- А мне цветы положили, - пробасил Винни Пух. - Правда, чужие. Но зато
много. И полпузыря оставили. Вот.
Он достал из грудной клетки аккуратно заткнутую куском газеты бутыль и
поставил ее на землю. Сова покривилась.
- Ну и чего мы с ней делать будем? Ведь понюхать же даже нечем.
Винни Пух поскреб в затылочной части черепа. Сова была, как всегда,
права.
- А мы посидим вокруг! - с глупым видом подал умную мысль Пятачок. - Мы
будем смотреть на нее и на себя, и нам всем будет здорово!
Сова уронила предпоследнее перо, подняла, прилепила обратно и молча
опустилась на землю. Хрустя и щелкая, рядом сели Винни Пух с Пятачком.
- Твоя очередь, - сказал Пятачок Сове.
- Помню, - отозвалась та. Помолчав немного, тронула костью крыла
клюв. - А ведь я еще не забыла, что это такое, когда что-то чешется. И блох
помню. Всех пятерых. В лицо.
- У меня очень крупные были, - повернув к ней глазницы, сказал
медведь. - Я когда с лежки весной вставал, они на пол сыпались, тощие все
такие, потом обратно прыгают и кричат: "Папа! Папа! Иди кушать! Кушать иди!"
- А меня мыли каждый день. Из шланга. С мылом. Всю жизнь, - горестно
сказал Пятачок.
- Ладно, - собралась, наконец, Сова. - Слушайте. Ну... Короче,
абсолютно нелетная ночь была, дождяра пер, ветрюган, а я с совами-то через
край хлобыстнула горькенькой-то по холодку три по сто и четыре по двести, и
что-то приборзела как-то сверх меры, и говорю: "Вон ту гору видите? Вот щас
хвостом вперед вверх колесами на бреющем туда-обратно слетаю."
Ну, бухая была, короче, все предохранители в башке-то повыбивало,
разбежалась, короче, взлетела, горку сделала, снизилась и понеслась, там
сначала луг был, спокойно можно нестись, только сразу мотылями морду всю
облепляет, когда на малой на сверхзвуке в темноте на максимале идешь, а ежли
задом на форсаже, то жопу всю облепляет - не продохнуть, а глаза открыты, но