"Иван Михайлович Шевцов. Что за горизонтом? " - читать интересную книгу автора

- А я что? По-твоему я несерьезный человек! Ты знай свое дело, наливай.
Наше дело пить, а твое наливать. Ты хозяин, мы гости. Ты обязан угощать.
- Погоди, Игорь, - вмешался я. Поведение Богородского меня начало
беспокоить. - Дай мне бутылку.
Но не успел Игорь передать мне коньяк, как Богородский выдернул у него
из рук бутылку и налил себе грамм пятьдесят. Поднял бокал, обвел нас
возбужденным заговорщицким взглядом, сказал:
- Ну, кто со мной? За Россию, за ее воскресенье и за погибель ее
врагов! - И лихо осушил бокал. Поморщился, крякнул, похрустел огурцом.
Задумчиво понурил взгляд, заговорил, делая паузу между словами. Эта манера
говорить медленно, с паузами у него, как я заметил, появилась недавно, с год
тому назад. - А с чемоданами, Игорек, случилась проблема. Да, ситуация.
Че-пе, не ЧП, а нечто не предвиденное. Спутница моя исчезла...
- Альбина? - ненужно уточнил Ююкин, изобразив на лице испуг и
растерянность.
- Что значит исчезла? - спросил я.
- То-то и значит. Выходит, исчезла и любовь, - ответил Богородский,
глядя на нас влажными хмельными глазами. - Бунин прав: "разлюбила и стал ей
чужой. Что ж, камин затоплю, буду пить. Хорошо бы собаку купить". Камин у
меня на даче, собаку, пожалуй, не плохо бы завести. Собака - верный друг,
она не предаст и не изменит. Только мороки с ней много. Остается - пить. Да
камин растопить.
- Что за вздор - пить! От тебя ли слышу, Лукич? - сказал я. - Лучше
поведай нам - друзьям своим тоску-кручинушку. Может и размыкаем.
- И поведала Аринушка мне печаль свою великую, - продолжал Богородский
некрасовской строкой, склонившись над столом. Возможно он раньше, когда
завели речь о женщинах и любви, решил излить то, что накипело в его душе и
потому для стимула принял коньяк. С его возлюбленной Альбиной я был знаком.
Своими сердечными делами Лукич откровенно делился со мной. Последние
тридцать лет его жизни проходили на моих глазах. Мы были единомышленниками,
у нас не было друг от друга тайн. Он был одним из самых близких мне друзей.
Его открытая душа, широкий самобытный ум и светлый артистический талант
притягивали к себе людей. Но он не многим открывал себя настежь, утверждая,
что человек похож на айсберг: лишь одна третья часть его открыта людям. Но
сам он не был таким. Он не просто казался, он на самом деле был приветливым
и общительным. За грубоватыми манерами его скрывался добрый, сердечный
характер. С первой его женой я не был знаком, она погибла в автомобильной
катастрофе, оставив ему семилетнего сына Василия. Он подполковник
погранвойск, живет в Хабаровске. Есть и у него сын, то есть внук Лукича
Артем - курсант высшего погранучилища, что в подмосковном городе Бабушкине.
Вторую жену Лукича я знал. Это была смазливая, рафинированная и
экзальтированная дамочка из породы тех, которые подвизаются на ниве культуры
и мнят себя духовной элитой общества. Звали ее Эра. Брак их я считал
случайным и заведомо недолговечным. Так оно и случилось: их совместная жизнь
продолжалась меньше трех лет. Несовместимость их характеров, интересов и
взглядов обнаружилась вскоре после женитьбы. Пылкая страсть обернулась
непримиримой ненавистью, и Эра, скоропалительно, даже не расторгнув брака,
укатила в Израиль, с ненавистью выдавив на прощанье злые слова: "В эту
страну я никогда не вернусь". Богородский не совсем понимал, причем тут
"эта" страна и чем она виновата перед Эрой. Допустим, виноват он, Егор