"Иван Михайлович Шевцов. Соколы (очерки)" - читать интересную книгу автора

мой приятель Анатолий Никольский и взволнованным голосом сказал, что нам
нужно встретиться и немедленно. Я согласился. Встретились "на нейтральной
полосе", но вдали от дома "Известий".
- Над тобой нависла большая беда, - таинственно начал Анатолий и
продолжал: - Сегодня я с оттиском полосы зашел к главному (к Аджубею). Он
разъяренно кого-то распекал по телефону: "Мы знаем, что эту статью писал
Шевцов, это его почерк. Но как ты мог пропустить абзац о кадрах, о замене
кадров. Да это же о нас с тобой". Тут я понял, что он разговаривает с
главным "Труда".


281

-Ну и что за беда? - спокойно сказал я.
-Ты слушай дальше. Он сказал: "С Шевцовым мы разделаемся. Мы сотрем его
в порошок". Понял? А Аджубей слов на ветер не бросает. У него неограниченная
власть. Он жесток и кровожаден. Ты должен что-то предпринять.
Кто такой зять Хрущева, Аджубей, "надменный временщик и подлый и
коварный", "околорадский жук", как называли его московско-украинские остряки
(женат на дочери Хрущева Раде, отсюда "околорадский"), я прекрасно знал,
хотя встречался с ним в застояльной компании лишь один раз. В мастерской
народного художника и моего фронтового друга-пограничника Павла Федоровича
Судакова однажды появился и Аджубей, - привели его писатели Николай Грибачев
и Анатолий Софронов. Первый в то время был главным редактором журнала
"Советский Союз", второй - главным "Огонька". С ними у меня были дружеские
отношения, но появление Аджубея меня удивило. Были тут А. Герасимов,
Е.Вучетич, А.Жильцов, А.Лактионов и два-три поэта. Пили, разумеется, не
только чай: Аджубей был в тесной дружбе с Бахусом. И вот в процессе
застольного разговора Александр Михайлович вдруг ни с того ни с сего спросил
Аджубея, кто он по национальности и откуда такая фамилия. Тот, и так
розовощекий, зарделся как помидор, налитые кровью глаза сощурились. Аджубей,
конечно, знал расхожую байку о Герасимове, который якобы, встретив нового
человека, тотчас же спрашивал: "Милый, не томи, скажи, ты еврей или не
еврей?" Это была обычная сионистская ложь. Чтоб предотвратить возможный
скандал, я, сидевший рядом с Герасимовым, недвусмысленно наступил ему на
ногу и поспешно ответил за Аджубея:
-Очевидно, кубано-казацкая: Кочубей, Аджубей.
-Ах, верно, да-да, - смущенно согласился Герасимов и тут же пригасил
Аджубея посетить его мастерскую. Тот, надутый, как клоп, ничего не ответил.
Я поблагодарил Никольского за внимание, но к угрозе Аджубея отнесся
спокойно. Что он мог со мной сделать? Военный пенсионер, я нигде не служил.
Доступ в печать для меня и до того был перекрыт. Конечно, могли перекрыть и
доступ в издательства, в Союз писателей, который мы тогда называли
синагогой, несколько 80 процентов членов московской писательской организации
были евреи. Не зря же старейший поэт Иван Молчанов, когда его си-


282

моновские "шестидесятники" исключили из Дома литераторов, дал в адрес К.