"Иван Михайлович Шевцов. Соколы (очерки)" - читать интересную книгу автора

Симонова такую телеграмму:

У каждой банды свой закон,
Свои пути, свои дороги.
Толстой от церкви отлучен,
Я отлучен от синагоги.

Александр Михайлович воспринял свою отставку как трагедию и
недоразумение. В нем еще теплилась надежда на возврат, что его еще позовут.
Особенно после выступления Хрущева в "Манеже". Он искал подходов к Никите. И
ничего другого не находил, как старый испытанный с Ворошиловым метод: начал
писать картину большого размера "Сталинград". В центре ее, на левом берегу
Волги стоят с биноклями два "полководца", два "спасителя России" -
командующий фронтом А.И.Еременко и член военного совета фронта Н.С.Хрущев и
наблюдают за правым берегом, где идет жестокое сражение. Я увидел эту
картину еще в процессе работы. Александр Михайлович ждал, что я скажу. А мне
она как-то сразу напомнила его "На страже Родины", и первыми моими словами
было: "Два вождя после дождя". Он обиделся, но смолчал. Тогда я дружески
сказал:
-Зачем вам, Александр Михайлович, шарахаться от одного берега к
другому. Ведь это тоже "культ".
-Да это все Андрей Иванович, он посоветовал,-словно оправдываясь,
ответил он.
С А.И.Еременко, они были в приятельских отношениях, и, конечно же,
Еременко, как лицо заинтересованное, подал идею этой картины. Но надежды не
оправдались. Картина на выставку не попала и так же, как "Первая Конная",
"Деревенская баня", "Выстрел в народ" (выстрел Фани Каплан) и другие большие
полотна, покоилась в мастерской художника невостребованной. Хрущев его не
замечал.
Я тогда сказал Александру Михайловичу:
-Оставьте Хрущева Налбандяну.
-А что, Дима пишет? - ревниво полюбопытствовал он.
-Уже сотворил. Похлеще вашего.
А дело было так. Однажды, проходя по улице Горького, у памятника
Долгорукому я встретил Д.А.Налбандяна.
-Где ты пропадал? Я видел твою книгу о Вучетиче, - заговорил Дмитрий
Аркадьевич. - У меня для тебя есть идея. Зайдем ко мне. Посмотришь мои новые
работы.
Мастерская Налбандяна тут же рядом. Об идее его я догадывался. И не
ошибся. Уже в лифте он предложил мне


283

написать о нем монографию, "как о Вучетиче". Я деликатно уклонился,
сославшись, что всецело занят работой над романом. Но это не помешало
Дмитрию Аркадьевичу открыть бутылку "Киндзмараули". В центре мастерской
стояла уже вставленная в помпезную раму огромная картина: Хрущев восседает в
кресле в своем особняке на Воробьевых горах, розовый, самодовольный. А из
окна открывается панорама Москвы. Написано броско, по-налбандяновски.