"Иван Михайлович Шевцов. Лесные дали (Роман) " - читать интересную книгу автора

картина "Опять двойка", она ему что-то напоминает. И когда Слава успокоился,
мама, гладя его мягкие светло-русые волосы, ласково приговаривала:
- Я ж думала, как лучше. Я ж не знала, что она тебе так не нравится.
Но ответ сына был для нее неожиданным:
- Та мне тоже нравится, - проговорил, утирая слезы, мальчик. - Только
моя лучше. Моя мне больше нравится. - И, помолчав, добавил: - Ты, мамочка,
дай мне слово, что мою картину не будешь больше трогать. Хорошо?
- Не буду, не буду, - поспешно ответила мама.
- И папа не будет. И никто не будет. Это моя картина, - настаивал
Слава.
И как бы ни было чутко материнское сердце, оно не могло до конца
проникнуть в смысл простой фразы "моя картина", добраться до сути, не могло
постичь того, чем были для мальчика шишкинские "Лесные дали". Не знала мама,
что в этой картине была частица жизни ее сына, что в синеющих лесных далях,
в голубом заозерье, созданном кистью великого художника, в этом волшебном
царстве русской природы странствовали детские грезы, создавая свой мир,
наполненный реальным и фантастическим. Еще в раннем детстве Славик Серегин
часто, отвлекшись от игрушек, останавливал завороженный взгляд на "Лесных
далях", долго всматривался серыми изумленными глазами в неведомый ему мир,
который, словно магнит, привлекал сердце, обещая раскрыть нечто
необыкновенное и самое-самое дорогое. Для него это был мир не только красок,
но и звуков, живой, настоящий, существующий не в золоченой раме, а вполне
реальный. Он давал простор детскому воображению, и фантазия мальчика с
каждым годом становилась все богаче и затейливей. Глядя на картину, Ярослав
спрашивал: а что в том лесу? Ягоды, грибы? Птицы и звери? А какие? А в озере
что? Рыбы? И лодки, а возможно, и катера настоящие плавают. И парусники.
Вода в нем чистая и теплая, там можно купаться и потом загорать на бережку
на солнышке. А что там дальше, за манящими синими далями?
И тогда рисовались ему картины, от которых сердце замирало и мир
окружающий раздвигал горизонты.
Однажды, вглядываясь в картину, он вдруг задумался не над тем, что
изобразил художник, а над тем, как он этого достиг. Его поразило волшебство
кисти живописца. И тогда рядом с восторгом родилось удивление. Он попросил
отца:
- Папа, купи мне краски. Только не акварель, а настоящие, в тюбиках. И
кисти.
Отец пообещал. В школе от учителя рисования Ярослав узнал, что кроме
красок нужен растворитель, который называется "Пинен", нужна палитра, нужен
холст, либо специальный картон, или по крайней мере фанера. Отец купил
краски, растворитель и кисти. Палитру Ярослав сделал сам из куска фанеры.
Нашелся и картон - не специальный, грунтованный, а обыкновенный: переплеты
от старых книг.
И однажды, придя из школы, когда сестра ушла во двор гулять и дома
больше никого не было, Ярослав снял со стены картину, поставил ее на диван,
а на стул вместо мольберта водрузил картон и стал копировать "Лесные дали".
Уже первые мазки обескуражили начинающего художника: ничего похожего на
Шишкина не получалось. Неудача огорчила, но не повергла в отчаяние;
напротив, она усилила удивление и преклонение перед большим талантом
живописца. Вместе с тем рождалось глубокое уважение к чародейке-кисти и
краскам, а где-то в душе теплился огонек надежды. Палитру он не швырнул, а