"Иван Шевцов. Во имя отца и сына (роман)" - читать интересную книгу автора

Емельян не знал этих цифр и был поражен. Довод мастера не вызывал
возражений. Он наталкивал на размышления.
После Каурова пришел из конструкторского старик Лугов, Сергей
Кондратьевич, высокий, седой, с красивой, патриаршей осанкой. Он мягко и
внимательно посмотрел на Емельяна, сообщил, что на заводе работает со дня
основания, то есть с 1903 года, хорошо помнит немца-фабриканта и всех
девятнадцать директоров завода. И тут же не преминул сказать, что только
шесть из них были достойны доброго слова, и добавил, что ему исполнилось
семьдесят четыре года. Но пока не внедрят в производство новый образец
агрегата - модель пятьдесят семь, где есть доля и его труда, на пенсию
уходить не собирается.
- Ну, а как долго будем его внедрять? - спросил Емельян, с интересом
рассматривая ветерана русского рабочего класса, живого свидетеля трех
революций и пяти войн.
- Можно было еще в прошлом году, - недовольно буркнул старик и
настороженно посмотрел на Глебова.
- Так в чем же дело?
- В главном инженере. Надо менять технологию. А для этого нужно время.
Опять же план...
Он просидел в кабинете Глебова более часа и все говорил, говорил,
спокойно, обстоятельно. Емельян не перебивал его, делал пометки в своем
блокноте.
На прощание заверил:
- Мы еще с вами встретимся, Сергей Кондратьевич, обязательно. И
подробно обо всем переговорим. Согласны?
- Я с удовольствием. Нас, Луговых, тут на заводе целая династия. Сын
начальником цеха работает, внук - тоже здесь, в сборочном.
С Константином Сергеевичем Луговым Глебов познакомился на другой день в
литейном цехе. Сын не был похож на отца. Среднего роста, сутулый, с резкими
движениями, осунувшимся, усталым лицом, угловатый, он подал Глебову
костлявую руку, сказал отрывисто:
- Знаю, вам жаловались на нас. Все правильно. Критиковать надо. И
помогать тоже надо.
Взвинченно, нервозно говорил он о нуждах литейщиков. А потом выяснилась
причина:
- Дочка не ночевала дома. Ночь не спали, переволновались. Черт знает
что передумали. Утром хотели звонить в милицию, к Склифосовскому или в морг.
Я уже на работу собрался - заявляется. И хоть бы что. Как будто так и надо.
У подруги, оказывается, ночевала. Зачем? Видите ли, у подруги трагедия,
сердечная драма, роман, одним словом: кавалер жестоко обманул. Обрюхатил - и
в кусты: "Я не я, и лошадь не моя..." А она - школьница!.. В одиннадцатом
классе. И класс этот придумали ни к селу ни к городу, вроде пятого колеса в
телеге.
Он ругал и дочь, и ее подругу, и тех, кто придумал в школе одиннадцатый
класс, а в институтах шестые и седьмые курсы. ("Умный человек и за четыре
года получит высшее образование, а дурака и за десять лет ничему не
научишь"). Потом спросил совета у Глебова: как ему поступить с дочерью,
серьезный разговор с которой должен состояться вечером после смены.
- Что в таких случаях делают? Выпороть, что ли?
Вопрос был не из легких, и Емельян ответил искренне, пожимая плечами: