"Николай Шипилов. Мы - из дурдома" - читать интересную книгу автора Вздохнул и Титушкин: образованная какая жiнка-то у него, работяги! Его
не интересовало, кто придет к власти в результате выборов. Он знал: надо просто не дышать. А жить вообще-то надо. Питаться надо. Развалится государство, и нехай развалится. А вот кто куски в сумку соберет - это отдельный вопрос. Власть валяется на тротуаре, и нехай валяется, нечего это трогать. И так уже запачкались. Титушкин был одержим мечтой о хате с прудом, где водоплавают карпы и лыбеди, и где может запросто утонуть любая жiнка. Ему не нужны, да и недоступны были, французское Божоле, вина Бордо и Прованса, плато Каркассон и Бургундии, рейнские вина или вино из Чили и Калифорнии. Под шумок утомительной революции он достал из своего кармана четок горилки, вполне пригодной для поливки картофеля от колорадского жука, на второй скорости опростал сосуд, а тару незаметно запихнул жене в карман плаща. Титушкин никак не мог отвыкнуть думать на ядреном русском языке: "Придем домой, поймаю ее, дуру, с поличным! Вот и поржем тогда с сыном Остапом! Слышишь ли, сынку?.." 2 Втуне он считал, что любое нарушение супружеской верности должно караться - если не смертью, то, на худой конец, переломом рук и ног или отсечением ушей и носа, как поступают с неверными женами на островах Самоа. Отож дэмократыя! "А этот кто, в кожаном пальто?.." - вздохнул Титушкин. Вздохнул и рябой Гузий, но не так легко, как работяга Титушкин, а так нюхнул кокаину и двинулся к мирно распластанному народу, ждущему, когда его, народ, окозлят и опустят во всей его, народа, электоральной невинности. По мере того, как Гузий толкал свою речугу, которую до этого писали усердные девочки-помощницы, постепенно улетучивалась постоянная горечь борьбы. А говорил он то на русском, то на украинском. Это дипломатично. Но дети плакали еще горше. - Давайте же быть проще: кого устраивает стойловое содержание, тот пусть жует и не мычит, кого нет - пусть сделает хоть что-то конкретно от него зависящее, на каждом конкретном месте! Голосуйте за нас в моем лице! От Киева до Минска, Баку и Москвы мы ведем святую войну против авторитаризма, мрачного призрака возрожденной России и воскресшего ее КГБ! - кричал Гузий. Он ярко демонстрировал симптомы бредовой переоценки фактов различной давности, экспансивного, интерпретативного бреда и "кривой логики". - Ми готовЖ мучитися пЖд санкцЖями РосЖЗ, якщо у них кишка не тонкою виявиться. В страданЖях душа савДршенствуДца, аднЖ радостЖ вкушать нДльзя! Тому навЖть якщо ми страждатимемо вЖд санкцЖй, то це знову ж таки для нас буде плюс, бо матимемо ми царство небесне за страждання на ЗемлЖ! Тобто у будь-якому разЖ ми виграДмо у москалЖв! Невпровадять санкцЖЗ - прекрасне життя проживемо, впровадять санкцЖЗ - винагороду на небесах дЖстанемо за страждання на ЗемлЖ! Голос его крепнул и летел куда-то вверх - поверх лежащего электората, поверх молча ухмыляющейся братвы, поверх кричащих шутов, он подхватывался резкими порывами ветра и растворялся в торжественном небе. К концу спича, как его называл один из "серьезных", Гузий уже и сам верил в то, что говорил: |
|
|