"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

умел так показать лошадь, как Филипп. Даже посредственных лошадей он выводил
из конюшни с нарядного напряженного шага и ставил с одного разу, как того
требовала традиция. И все-таки Лутошкин волновался. Ему хотелось самому
пойти в денник, самому взять на повод кобылу и вывести ее и поставить перед
Бурминым. Бурмин был знаток, а не только хозяин.
И нетерпеливо крикнул:
- Ну что ж ты там?!
Почти сейчас же в дверях конюшни показался Филипп, и рядом с ним
гордая, на великолепном нарядном ходу Лесть. Проведя ее влево от конюшни,
Филипп повернул и одновременно с окриком Лутошкина: "Поставь кобылу!" - врыл
ее всеми четырьмя ногами в землю перед Бурминым. Бурмин бросил быстрый
взгляд на постанов передних ног и удовлетворенно улыбнулся. Отойдя в
сторону, он внимательно осмотрел кобылу, отмечая крутое ребро, отличную
почку, сухость ног, подошел, пощупал скакательные суставы и несколько раз с
любовью погладил просторное косое плечо... После проводки еще раз с тою же
внимательностью осмотрел Лесть и, наконец, проговорил:
- Кобыла достойная.
- А порода какая, Аристарх Сергеевич! - воскликнул Лутошкин.
- Достойная кобыла, - повторил Бурмин, - формы орловские. Ее мать -
полусестра Полыни, тетка Корешка. Прекрасный материал для моего завода. К
сожалению, многие наши отечественные коннозаводчики, - продолжал он после
короткой паузы, - ослепленные призраком резвости иноземных рысаков, творят
преступное дело, смешивая гениальную орловскую кровь и кровь жалкого
ничтожества, американской лошади, столь модной теперь на ипподромах России.
Помутнение всеобщего сознания. Забыт величайший пример неподкупленной любви
к орловскому рысаку, явленный миру сто лет тому назад, в 1819 году,
ближайшим помощником Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского - Василием
Ивановичем Шишкиным.
Бурмин величественно повернулся к Лутошкину и поднял руку с
выпрямленным указательным пальцем в золотом перстне.
- Знаете ли вы, что, когда пал двадцатипятилетний Любезный 1-й, Василий
Иванович приказал похоронить его подле манежа, в глубокой могиле, куда труп
Любезного был помещен стоя, в шитой попоне, в уздечке и капоре?!
Рука Бурмина медленно опустилась.
- А что мы видим ныне? Где отечественное сознание?
Бурмин строго взглянул на Филиппа, напряженно слушавшего его с
раскрытым ртом.
- Тебя как звать?
- Филипп.
- Скажи, голубчик, американская лошадь дрянь?
- Никуды-ы не годится!
- Ни-ку-ды! Вот-с именно, ни-ку-ды! - с удовольствием повторил
Бурмин. - Ты старший конюх?
- Так точно.
Бурмин вынул двадцатипятирублевую бумажку и дал Филиппу.
- Возьми, голубчик, на всю конюшню. Старайся.
Смиренно стоявшая и словно тоже слушавшая все разговоры Лесть
потянулась губами к руке Филиппа, зажимавшей двадцатипятирублевку. Филипп
вынул из кармана штанов кусок сахару и подал его Бурмину. С довольной
улыбкой Бурмин поднес сахар к атласным губам кобылы, потом повернулся к