"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

толпами зрителей, замуровать себя в деревне? А Сафир?! Косоглазая, смуглая
Сафир, бойкая, как чертенок, и верная, как секундомер...
- Я не могу, Аристарх Сергеевич, нет! - проговорил он, подходя к
столу. - Целый ряд дел связывает меня с Москвой. Не могу.
Бурмин ожидал такой ответ. И сказал:
- Жаль.
Потом достал из бумажника семьсот пятьдесят рублей и придвинул их к
Лутошкину.
- Напишите расписку в получении вами комиссионных за купленную кобылу.
Лутошкин написал, поблагодарил Бурмина и, прощаясь, еще раз сказал
извиняющимся тоном:
- Никак не могу, Аристарх Сергеевич! Мне очень лестно такое предложение
и доверие, но... личные обстоятельства и дела вынуждают отказаться. Я очень
благодарен вам...
Бурмин потянул книзу черный прямоугольник бороды и еще раз выговорил:
- Жаль.
Ровно в двенадцать на следующий день во двор, где помещалась
общественная конюшня Лутошкина, мягко вкатила пролетка на дутиках, и из нее
опустился Бурмин.
Первым его увидел Васька и взвизгнул на всю конюшню:
- Приехал!..
Бросив Филиппу выразительное: "Готовь!", Лутошкин вышел навстречу.
На Филиппе была новенькая рубаха небесного цвета, а дважды вымытое
духовитым мылом лицо лоснилось, как новая калоша. Зловеще зашипев на Ваську,
без толку мечущегося по конюшне, он прошел в денник Лести, подобрал с полу
соломинки, заглянул в кормушку и суконкой быстро и ловко еще раз протер
блещущую порядком кобылу. Потом вытащил из пиджака зеркальце, поплевал на
ладонь и, смочив свои светлые волосы, тою же суконкой тщательно пригладил их
на прямой пробор; вытер и лаковый козырек своего картуза.
Аристарх Бурмин в темно-синей щегольской поддевке с серебряным поясом,
высоко поднимая ассирийскую свою бороду, прямой, высокий, вошел в конюшню.
За ним - Лутошкин. Оба конюха застыли на месте, не спуская глаз с Лутошкина,
готовые сорваться, как тетива, от одного его знака.
В коридоре конюшни был идеальный порядок. Пол чисто выметен, ни
соринки; развешанная по стенам сбруя - вычищена и смазана; запасные колеса
американок блестели металлическими спицами. Пахло скипидаром и летучей
мазью. В решетчатые двери денников смотрели лошади, встревоженные появлением
незнакомого человека. Лутошкин, идя рядом с Бурминым, называл ему каждую
лошадь и ее происхождение. Бурмин останавливался у денников только орловцев,
а от метисов, в том числе и от красавца Витязя, презрительно отворачивался.
Когда подошли к деннику Лести, Лутошкин кивнул Филиппу, не спускавшему с
него глаз, и странно сломавшимся голосом сказал:
- Сейч...ас покажу вам кобы-ылу. Давай, Филя!
Филипп с Васькой исчезли в деннике. Бурмин отошел в сторону и засунул
левую руку под серебряный пояс. Было слышно в тишине, как Лесть принимает
удила выводной уздечки.
- Пойдемте! - нервно покашливая, сказал Бурмину Лутошкин, и они оба
вышли из конюшни во двор.
Лутошкин заметно волновался. Волновался за Лесть и за Филиппа, хотя в
обоих был уверен. Из многих конюхов, перебывавших у него в конюшне, никто не