"Сергей Шкенев. Параллельные прямые " - читать интересную книгу автора

молодости все мы поэты. Вам вот сколько лет?
Вот спросил! Мне это и самому интересно. Тысячелетия до сотворения мира
считать? Я, правда, их плохо помню, только десятка два последних. Когда же у
нас сотворение мира было? Вот опять память подводит. Помните, тогда еще русы
первый раз всю Евразию завоевали. Нет, ну может она тогда и вообще без
названия была, не спорю. Потом года три партизан отлавливали. Да, точно, а
на четвертый год мир и сотворился.
- Да немало мне уже лет, Владимир Иванович, просто выгляжу моложе. -
Пришлось просто отшутиться.
- Ну, я все же постарше буду. Пятый десяток давно пошел. Старые кости с
непогоде ноют. Куда уж мне на севера. - Капитан протянул руку за спину и
достал бутылку, он одного вида которой меня слегка замутило. - По капельке,
командир?
- Только не коньяк, Иваныч. Пивка если только. А то мое пиво комбриг
Раевский выпил.
- Это он зря, товарищ комбриг. Пиво на северах весьма редкий продукт.
Потому как замерзает. Вот спирту могу предложить.
- Пожалуй, воздержусь.
- Это вы зря. А, впрочем.... Вот, помнится, в двадцать четвертом году к
нам доктор один приехал. С Крыма, с Черного моря перевели. Так он зарок себе
дал, ни капли спиртного до захода солнца. Представляете? В полярный день
почти полгода ходит трезвый и злой, а зимой не просыхает, клистир с
градусником путает. Так и умом помутился. Вообразил себя японцем и по
кораблю в черном исподнем бегал. Иногда даже и по стенам. Что вы смеетесь,
товарищ комбриг? Он до сих пор в Каргополе, в тамошней психиатрической.
- Верю я вам, Владимир Иванович, - я с трудом отсмеялся, - только вот
одно мне скажите, это точно не заразное, что у доктора было?
- На что вы намекаете? - Поперхнулся своим коньяком Воронин.
- Я разве намекаю? Просто спрашиваю. Да вы и сами попробуйте рассудить
логически. Вот вы прибываете на судно, на котором вам надлежит отправиться в
поход, и с удивлением узнаете, что капитан заперся на продуктовом складе,
пьет, и на все предложения отзывается непечатными словами в адрес своего
корабля. И от капитанства своего категорически отказывается.
Воронин долго не отвечал, делая вид, что занят набиванием трубки. Я не
отвлекал, давая собраться с мыслями для ответа.
- Нет, Гавриил Родионович, это вы подумайте, может ли быть в своем уме
капитан, которого попросили только перегнать обычное грузовое судно из
Ленинграда в Мурманск, если он согласится пойти на нем в высокие широты
осенью. А судно то не только не предназначено к таким плаваниям, но и в
Балтике на нем ходить опасно. Я уже говорил - волну не держит. Широковат. И
машины говенные. Эту посудину только по Волге гонять, да и то только до
Подновья. Дальше на Телячьем броде застрянет. - Капитан вспомнил про почти
погасшую трубку и опять замолчал, сосредоточенно затягиваясь.
В этот момент он мне показался похожим на свой пароход. Тоже весь в
черном и с клубами дыма из трубы. Но, судя по первому впечатлению, капитан
был покрепче своего корабля. "Челюскин" и правда заходил в Копенгаген для
ремонта судовых машин и кое-каких мелких доделок.
- И в конце концов, - продолжил Воронин, - меня Шмидт просил только
довести "Челюскин" до Мурманска, клятвенно обещая потом на собственные
деньги купить билет на поезд до Ленинграда. Целый месяц письмами долбил,