"Евгений Шкловский. Заложники" - читать интересную книгу автора

работал в больнице санитаром. Там с ним и познакомился. А сколько раз они
вместе ходили гулять в монастырь, уже потом, когда стали почти друзьями,
хотя, конечно, какие они друзья? Ларин был для него образцом, наставником,
учителем... Взбирались на смотровую башню, чтобы полюбоваться открывающейся
отсюда красотой - бескрайними, убегающими к горизонту полями, близкой
голубизной неба, все как в сказке, как в кино, тишь и покой, золотящиеся
купола церкви, строгий лик Христа над вратами, и вдруг бухал колокол, звон
рос, ширился, плыл над их головами, над городком, над вековой дубравой, над
березовой рощей - словно из иного, неведомого времени, которое таилось во
всем, что их окружало, живое, и неожиданно обнаруживалось совсем близким,
они тоже были в нем. А звон плыл, плыл...
Даже и теперь, когда с Лариным все было ясно, Виталий не мог
примириться - не умещалось в голове, что возможно вот так, запросто обречь
целый город, не случайно же рассказывали, что японцы, приехавшие сюда на
экскурсию, посмотрели на свои радиационные датчики и даже не захотели
вылезать из автобуса, повернули назад.
Может, это и были байки, но в них тоже была правда, радиационный фон в
городе действительно повышен - из-за того самого верчинского захоронения. Не
трудно было представить, что означал построенный там же, возле Верчино,
полигон для сжигания химических отходов. А что там были за отходы - никто,
естественно, не знал, говорили, что промышленные, а как на самом деле -
одному Богу известно. Ларин и те, кто ездил с ним в Москву, так и не смогли
выяснить, какое ведомство занималось этим: Минхимпром открещивался, военные
тоже, никто ничего...
Ларин был прав: все их обращения, запросы, письма уходили как в
пустоту, городское начальство уверяло, что ничего не знает, это не в их
компетенции, в Москве тоже пожимали недоуменно плечами, а между тем уже
прокладывалась дорога, Виталий сам видел - разрыли, песка навезли, гравий...
Он пытался выяснить у водителя бульдозера - хоть что-нибудь, и у ребят
в гимнастерках, стройбатовцев, умолял, хотите, говорил, на колени перед вами
встану, а те глядели как на умалишенного: сказано же, им не докладывают,
наряд выписали, а их дело лопата... Можно было догадаться, что раз стройбат
- значит, все-таки военные, ну а дальше? А дальше все снова тонуло в
неизвестности, хоть плачь! Если военные, то еще хуже, еще безнадежней -
непонятно, на кого жаловаться, к кому обращаться, - здесь все было глухо. И
тут Ларин оказывался прав: стена!
Да, полигон действительно намечался - в этом не было никаких сомнений.
Виталий по заросшему травой проселку, который со временем должен был
покрыться асфальтом или бетоном, добрел до того места, где путь ему
преградили наглухо закупоренные металлические ворота и задраенная будка,
пока необитаемая, зеленая, с небольшим забранным изнутри решеткой окном. От
них в обе стороны уходил забор, метра под два, из колючей проволоки.
Полигона еще не было, но колючка уже была, и ворота, и будка - значит,
у кого-то на карте он уже существовал, почти реальный или уже, дело за
немногим, если и дорогу строят. Он пошел вдоль колючки, проламываясь сквозь
кусты, обжигаясь крапивой, и брел так довольно долго, все больше проникаясь
тоскливым чувством безнадежности.
Вдруг вспомнилось: Ларин обмолвился, что их городок уже не
обменивается. То есть обменять квартиру отсюда на какое-то другое более или
менее приличное место почти невозможно - каким-то образом всем уже было