"Йозеф Шкворецкий. Семисвечник " - читать интересную книгу автора

мимо нашего дома. У нас наверху пустовала чердачная комнатка, которую отец
одолжил им для встреч: поскольку дед велел ей являться домой не позже шести
вечера, о поездках в Прагу уже не могло быть речи. Дядюшка Кон оставлял
"татру" в лесу за местечком и приходил к нашему дому через пшеничное поле и
подсолнухи к задней калитке. Тетушка же входила через парадную дверь, и я
обычно слышал, как она поднимается по ступенькам. Потом наступала тишина.
Так продолжалось целый год.
Дед все еще не позволял им жениться.

Вполне понятно, что тетушка вызывала интерес у мужчин; она была
красива, как и все девушки в роду моей матери. Но когда разнеслись слухи,
что она стала любовницей богатого еврея из Праги, все поклонники от нее
отстали, кроме одного, Альберта Кудрны, студента-медика, который искал к ней
разные подходы. Сначала цветы, а когда с ними ничего не получилось, начал
угрожать самоубийством. Тетушка испугалась, но до крайностей дело не дошло.
В конце концов, пронюхав, что она встречается с дядюшкой Коном в нашем доме,
Альберт послал деду анонимный донос. Кудрна был трус и жил по принципу: если
не можешь чем-то завладеть, пусть и другим не достанется. Во время войны он
примкнул к фашистам, продолжал учебу в Рейхе; потом познакомился с доктором
Тойнером и хотел, как говорили, организовать какую-то чешскую дивизию СС, но
у него не вышло; вместо этого он получил направление на Восточный фронт в
составе обычной дивизии; а оттуда уже не вернулся.

Дедушка укрылся в подсолнухах, поджидая дядюшку Кона, и, когда тот
возвращался к машине, спрятанной в лесу, бросился на него и с криком:
- Ты, жид пархатый, я задушу тебя! - вцепился ему в шею. Он, пожалуй, и
в самом деле задушил бы дядю, если б не мой отец, который как раз брился в
ванной, откуда были хорошо видны подсолнухи. Услышав крик, он выбежал во
двор как был, с пеной на лице, и растащил их.
Я сидел тогда у кухонного окна и видел, как дядюшка Кон потирает шею,
весь красный и потный, и рядом дед - тоже красный, с белыми усами, которые
светились на его лице, словно вата Деда Мороза. Отец с намыленным помазком в
кулаке стоял между ними, а потом все трое пошли тропинкой через пшеницу к
лесу: дядюшка Кон в модном сливово-синем габардиновом костюме, отец в
полосатой рубашке без воротничка и дедушка в охотничьей шляпе с кисточкой.
Заходящее солнце светило им в спину - был уже вечер; они исчезли из виду
далеко в полях, за поворотом дороги.
Еще некоторое время дедушка упрямился, а потом вдруг - свадьба. В
Праге, в отеле "Париж". Я там объелся тортом, и мне стало плохо, так что
особых впечатлений не осталось. Тетушка в бежевом костюме, еще очень молодая
тогда, была очень красива, дядя Кон с гарденией в петлице выглядел довольно
потрепанно.
Большим героем дядя, пожалуй, никогда не был. Однажды мы с ним и с
отцом обедали в каком-то пражском ресторане, и рядом с нами за столом
оказалась группа мужчин с прусацкими стрижками. Это было весной, в тридцать
шестом году, через три месяца после свадьбы. Дядя явно нервничал, отец тоже
волновался - это я заметил, хотя тогда еще многого не понимал.
Бурши начали петь Fest steh und treu die Wacht am Rhein.* Я видел, что
дядя занервничал еще сильнее. Один бурш обратил на нас внимание, узнал в
дяде еврея и, когда песня кончилась, заорал: