"Йозеф Шкворецкий. Конец нейлонового века" - читать интересную книгу автора

Гаусманнов, спальня Норы, Нора и Петр. Он обнимает Нору сзади. На своей же
спине она почувствовала прикосновение волосатой мужской груди, на плечах -
каменные бицепсы и в желобке между ног - давление возбужденного мужского
органа. Она стремительно повернулась, но образ в зеркале остался неизменным:
та же неподвижная фигура с прикрытыми глазами в пустой ванной; она увяла в
его объятиях, он сжал ее, а она обняла его шею длинными соблазнительными
Нориными руками и запустила пальцы в его волосы. Зажмурившись и приоткрыв
рот, она всасывала из воздуха его губы.
Кашель матери прервал ее грезу. Она открыла глаза и снова посмотрела на
неподвижный образ в зеркале: невысокая толстая девица с огромной грудью
кормящей матери, с подушками жира вокруг таза, колышущийся живот, как мешок
с отрубями, бугры сала на бедрах, пьедесталы ног с икрами, которые совсем не
суживаются к щиколоткам. Барышня Кочандрлова! И ее залило вечерним солнцем,
как лицо Норы ризой патера Нойманна. Изо всех сил она сжала веки и втянула в
себя воздух до хрипа в легких. Ей хотелось либо свалиться в истерике на пол,
либо разбить зеркало, либо кого-нибудь, хотя бы этого болвана Семочку, чтобы
пришел и изнасиловал ее прямо на этом холодном кафельном полу.
Болезненно вздохнув, она открыла глаза. Отчаяние постепенно сменялось
отупением. Снова посмотрела на себя в зеркале. Сжала бедра, повернулась
немного боком к своему отражению, слегка наклонилась, втянула живот, левую
руку вытянула перед собой жестом Венеры, правую с полотенцем положила на
груди. Возникла иллюзия, и в глубине дневного сна зазвучало нечто сладкое:
"Барышня, можно с вами встретиться? Вы придете?" - и зацокали каблучки о
мрамор кинотеатра в "Альфе", в "Севастополе", молодой человек протягивал
руку через стеклянную стойку, шелест пакетика с конфетами, она была уже не
одна, не одна все время, лишь при Ивонне, или при Магде, или при Норе, Норе,
Норе Иоахимовой-Гаусманновой; она отняла руку с полотенцем, груди, как
караваи свежего хлеба, опустились немного; повернулась лицом к стульчику
возле ванной, взяла коробочку с ароматной солью. Открыла и насыпала зеленого
порошка в воду. У него приятный запах, но он тоже совершенно бесполезен. Со
спинки стула свешивались розовые нейлоновые трусики и американский
бюстгальтер от дядюшки Джо из Америки. Она влезла в ванну и сжала зубы.
Болваны! Почему мне все время суют такие подарки, каких ни у кого нет?
Почему все время делают вид, что ничего особенного, ведь все видят, все
знают? И Нора, ядовитая роза. Она-то - больше других! Болваны! Болваны!
Сволочи!
Она вытянулась в ванне, ожидая, пока вода успокоится. Через минуту вода
стала как стекло, и из стекла торчал, как островок с лагункой, ее живот.
У "Ангела" в трамвай ворвалась группка рабочих с завода Ринггоффера и
среди них - стройная, с мальчишеской фигурой, золотисто-рыжая девица в синей
спецовке. Сэм из угла у кабины водителя с веселым любопытством посмотрел на
роскошную американскую шевелюру. Светло-голубые глаза девушки пронзили серый
зимний день и спросили Сэма: почему бы тебе, собственно, не заинтересоваться
таким даром Природы? Его ответ: "It's elementary, my dear Watson!"* Потому
что подобные девицы ходят туда, куда я не хожу; и еще потому, что я занят.
Ирена начала со мной сама. Всегда какая-нибудь женщина начинает со мной
первая.
______________
* "Это элементарно, дорогой Ватсон!" (англ.) - фраза, часто
приписываемая Шерлоку Холмсу, впервые появилась в комическом романе П. Г.