"Александр Шленский. Вяленый пидор" - читать интересную книгу автора

чем сам не спрашивай, и вокруг себя никуда, кроме как под ноги, не смотри.
Иди, Мишенька, не торопясь, на ноги ступай легонько и думай тихонечко,
мечтай о чем интересно. Тебе ведь раньше про смерть интересно было думать?
Подумай про смерть, Мишенька, не бойся. Она ласковая, ты сам почувствуешь.
Мне ведь не то обидно, что Витюша мой помер, а что не прибрали его по
людски. От этого у него и душа до сих пор никак не успокоится, все кругом
ходит. А душа отлететь должна далеко-далеко, туда где покой и вечная грусть.
Ведь про вечное блаженство - это все, Мишенька, враки! Это попы врут, как их
в семинарии выучили. Не может блаженство вечным быть - оно же надоест
быстро, и тошно от него станет, да так, что оно самой страшной мукой
покажется. А грусть никогда не надоест. Грусть - это, Мишенька, не тоска,
грусть сердце не ранит, она его лечит. Кто грустит, Мишенька, тот надеется
на что-то. А кто не надеется, вот тот и тоскует. Только одна надежда может
вечной быть, а больше ничто на свете. Когда другой надежды нет, смерть,
Мишутка - это самая сладкая надежда. Подумаешь о смерти, погрустишь, и
хорошо тебе станет!.. Чем грустней, тем лучше. Я тебе, Миша, эту грусть
между косточек своих оставил. Ты по дороге, пока идти будем, покопайся в
моей шкурке хорошенько, грусть эту найди и на всю жизнь запомни. Понял?
Юноша внимательно глянул Мише в лицо тяжелым испытующим взглядом
старика Вяленого, а затем резко отвел глаза в сторону с выражением
полнейшего безразличия и пошел рядом, подставив Мише руку для опоры.
Миша кивнул и молча пошел вперед. Говорить не хотелось, да и трудно
было бы говорить и одновременно продвигаться вперед, потому что ходьба вдруг
превратилась в проблему. Раньше Миша просто не замечал того, что асфальт под
ногами неровный, что на нем выбоины, трещины, всяческий мусор. Мишины ноги
всегда ловко становились на наиболее удобные участки мостовой, лихо
перепрыгивали через лужи, рытвины и канавы и уверенно вставали на бровку
тротуара. При спотыкании и поскальзывании Мишины ноги всегда действовали
независимо от Миши. Они подбрасывали его вверх, делали какие-то короткие,
неуловимо быстрые пируэты, а выправив равновесие, возвращали управление
владельцу, извещая его, что угроза падения миновала, баланс успешно найден и
можно идти дальше.
Теперь же Мишины ноги не хотели идти как раньше. Они постоянно
становились на какие-то щепки и камушки, попадали в ямки и цеплялись об
неровности мостовой, а спотыкаясь и поскальзываясь, даже и не думали
восстанавливать равновесие. Поэтому Мише теперь приходилось думать над
каждым шагом и сперва примеряться глазами к тому месту на тротуаре, куда
затем должна была ступить нога.
Миша вдруг вспомнил, что вот так же неуверенно переступал ногами его
сосед по дому по кличке Зема, когда он был пьяный, а пьяный он был раньше
почти всегда. Земе, а по-настоящему, Вове Земелькину было лет двадцать. Он
два раза оставался на второй год, и поэтому какое-то время даже учился с
Мишей в одном классе. Зема был пессимист, мечтатель и редкостный лентяй. Не
ленился он только читать фантастику из школьной библиотеки и придумывать
всякие гадости. Прочитав очередной фантастический роман, он неожиданно
совсем не в тему заявлял на уроке физики: "А может, электрон тоже как Земля?
Он же круглый, и орбита у него есть. Может на нем тоже люди живут, только
очень маленькие? А может мы сами тоже какие-нибудь вши у какого-нибудь
великана на каком-нибудь месте?"
Эти глубокомысленные замечания не мешали Земе аккуратно и регулярно