"Александр Шленский. Вяленый пидор" - читать интересную книгу автора

на место!
Миша глянул на своего соседа и увидел то, что он обычно видел, когда
смотрелся в два зеркала - увидел самого себя со стороны. Затем Миша ощупал
свой пустой запавший рот и попытался примостить протез на прежнее место, но
тот не слушался. Юноша, похожий на Мишино отражение, выхватил у него из руки
челюсть, нажал Мише на подбородок и ловко вставил ее Мише в рот.
- Ну все, пора идти,- сказало Мишино отражение голосом, похожим на
тот, который Миша слышал из магнитофона, когда записывал песни под гитару в
своем исполнении,- Поднимайся тихонечко, не спеша, я тебе подсоблю.
Юноша легко и осторожно приподнял Мишу под мышки, и тот встал на
неверные, подламывающиеся ноги.
- Ничего-ничего! Через пять минут привыкнешь. Сейчас надо только на
свежий воздух выйти, и тебе полегче станет. Тьфу, Чалый, долдон! Ножик
забыл,- юноша забрал со стола нож до боли знакомой рукой и сунул его, не
закрыв, в карман куртки, которую Миша тоже хорошо знал..
Миша с трудом сделал первый шаг, юноша поддерживал его за плечи.
Кое-как вдвоем едва-едва доковыляли до выхода. Помещение и окружающие
предметы изменили цвет и очертания. Они стали блеклыми и тусклыми,
неотчетливыми, потерялось много деталей, которые прежде прекрасно были
видны. Кроме того, все линии и поверхности, которые обязаны были быть
прямыми - стол, край потолка, скамейка - безбожно кривили. "Это наверное от
очков",- догадался Миша. Все лампы и прочие источники света при взгляде на
них давали яркий радужный ореол. С равновесием тоже были проблемы - Миша не
чувствовал устойчивости в теле, было такое ощущение, словно центр тяжести
переместился куда-то в горло, и поэтому было достаточно слегка наклонить
голову, чтобы все тело покачнулось и начало падать в ту же сторону.
- Ну что, Мишенька, потерялся?- не по-молодому рассудительно спросил
юноша,- Ничего-ничего, потерпи. Сейчас найдешься. Сейчас тебе боль мешает, я
знаю. Ты от нее как потерянный. Ну еще немножко потерпи - и пригреешься.
Боль сама себя убьет, и тогда ты тепло почуешь. У меня шкура хоть и дырявая,
зато теплая. Я ее ни на какую другую не променяю, даже на твою, на молодую.
Миша и вправду почувствовал некоторое облегчение. Не то чтобы боль
стала отпускать, она, пожалуй, стала еще даже сильнее, но что-то другое
изменилось. Мишу перестал беспокоить сам факт наличия боли. Казалось, что
Миша и боль в его новом теле разделились в каком-то неведомом пространстве.
Боль по-прежнему была, и это безусловно была Мишина боль, но Миша перестал
испытывать страдания от этой боли, а без компонента страдания боль была не
более неприятна, чем любое другое ощущение неболевой природы.
Миша вспомнил, что читал в учебниках по нейрохирургии про операции
рассечения определенных мозговых структур - кажется в лобных долях - Миша не
мог с уверенностью вспомнить. Эта операция приводила именно к такому
эффекту: боль как ощущение оставалась, но страдание уходило.
Вышли на улицу, там было темно и прохладно. Миша резко хлебнул
холодного осеннего воздуха и закашлялся.
- А ты дыши потихонечку, не жадничай! А то шкуру мне застудишь,-
проворчал юноша, и в его голосе хорошо были слышны ворчливые интонации
старика Вяленого. Несомненно, что это и был Вяленый, хотя он говорил молодым
голосом и выглядел совершенно как Мишино отражение в двух зеркалах.
- Встань рядом со мной, пойдем не спеша. Захочешь падать - сразу
хватай меня за куртку или за руку, а я тебя поймаю, упасть не дам. Меня ни о