"Бернхард Шлинк. Девочка с ящеркой" - читать интересную книгу автора

В море, которое за обломком скалы и узкой береговой полоской простиралось до
самого горизонта, перекатывались тяжелые волны, лучи солнца, пробивавшиеся
сквозь тучи, поблескивали на воде, светились на лице девочки, на ее руках.
Природа дышала страстью.
Или, может, все было пронизано иронией? Страсть, искушение, тайна и
женщина, пробуждающаяся в ребенке? Может, ирония и была повинна в том, что
картина не только притягивала к себе мальчика, но и приводила его в
замешательство? Он часто испытывал чувство замешательства. Это происходило,
когда родители ссорились, когда мать задавала ехидные вопросы, а отец, читая
газету и дымя сигарой, демонстрировал невозмутимость и превосходство, в то
время как атмосфера в кабинете казалась настолько наэлектризованной, что
мальчик не решался пошевелиться, даже почти не дышал. Его приводили в
замешательство едкие реплики матери насчет евреечки. Да мальчик и не знал,
что означает это слово.

2

Неожиданно мать прекратила разговоры о евреечке, а отец перестал
пускать мальчика к себе в кабинет на послеобеденный сон. Какое-то время
приходилось спать в собственной комнате, там же, где и ночью. Потом
послеобеденный сон вообще отменился. Мальчик был рад этому. Ему исполнилось
девять лет, его одноклассники и ровесники давно не спали после обеда.
Он скучал по девочке с ящеркой. Время от времени он прокрадывался в
кабинет, чтобы взглянуть на картину и хоть недолго молчаливо поговорить с
девочкой. За тот год он быстро вырос, сначала его глаза были на уровне
тяжелой золотой рамы, потом на уровне обломка скалы на картине и наконец
оказались на уровне глаз девочки.
Он был сильным мальчиком, крупным, широким в кости. Когда он вытянулся,
то его неуклюжесть выглядела не столько трогательной, сколько, пожалуй,
угрожающей. Ребята опасались его, даже те, кому он во время игры,
соревнований или потасовок старался помочь. Он оставался аутсайдером. И сам
сознавал это. Правда, он не понимал, что остается аутсайдером из-за своей
внешности, телосложения и силы. Он думал, что дело во внутреннем мире, с
которым и в котором он жил. Он не разделял его ни с одним из приятелей.
Впрочем, никого туда и не приглашал. Если бы он был ребенком нежного склада,
то, возможно, сошелся бы с другими нежными детьми, друзьями и товарищами по
совместным играм. Но как раз таких детей он отпугивал особенно сильно.
Его внутренний мир был населен не только персонажами, с которыми он
знакомился по книгам, по фильмам или картинкам, но и персонажами из
внешнего, реального мира, приобретавшими, однако, иной вид. Он чувствовал,
как за тем, что являет внешний мир, скрывается еще нечто, что не проявляется
вовне. Так, учительница по музыке что-то утаивала, приветливость домашнего
доктора была искусственной, а соседский мальчик, с которым он иногда играл,
был неискренен - он чувствовал все это задолго до того, как узнал о
склонности соседского мальчишки к воровству, о болезни учительницы и о
пристрастии врача к мальчикам. То сокровенное, что не являло себя, он
чувствовал не сильнее и не раньше других. Он не пытался и проникнуть в это
сокровенное. Он предпочитал фантазировать, поскольку фантазии всегда
оказывались ярче, волнительнее, чем действительность.
Дистанция между его внутренним миром и внешним соответствовала