"Бернхард Шлинк. Сладкий горошек" - читать интересную книгу автора

планировать строительство моста через Гудзон, рисовать серию картин,
работать над проектом частной стоматологической клиники, следить за
состоянием дел в фирме. Он планировал два-три совместных года в Нью-Йорке с
Ютой, совместную жизнь с Вероникой после развода с Ютой, а с Хельгой хотел
обрести то, что называл про себя наслаждением от "достигнутого ими
совместного успеха". Он наслаждался тем неповторимым чувством, которое
испытывает жонглер, подбрасывающий все больше и больше колец, номер идет как
по маслу, а число колец все увеличивается и увеличивается.
А как у жонглера с чувством страха? Растет ли с каждым последующим
кольцом? Знает ли он, что номер не всегда может закончиться успешно, что
можно сорваться, запутаться, провалиться? Знает или нет? Или ему все равно?
В легкости этого лета Томас увидел для себя возможность так же легко
покончить с игрой, которую он вел. Осторожно откладывать в сторону одно
кольцо за другим.
По-дружески объяснить Хельге, что все прошло, он остается ее другом и
как друг будет охотно ей помогать, но из их совместной затеи строительства
клиники и его участия в нем ничего не получится. Спокойно поговорить с
Вероникой о том, что будет, если они расстанутся. Алименты, его контакты с
Кларой, ее забота о его мастерской. Она умела вести дела, настоящая
бизнес-леди, и была заинтересована в продаже его картин на роскошных
вернисажах ничуть не меньше, чем он - в контактах с дочерью. Объяснить Юте,
что пятнадцать лет - это достаточно, пусть они останутся родителями в глазах
детей и партнерами в фирме, но в остальном пусть каждый идет своей дорогой.
Не трудно же снять с шеста пару колец, одно или другое, или все сразу.
В августе ему исполнялось сорок девять. Каждая из трех его женщин
хотела отпраздновать эту дату вместе с ним. Убежать от двух женщин, чтобы
остаться с третьей, - тут ему было не занимать опыта. Равно как и сбежать от
всех трех.
Этот день он провел один, было такое чувство, как будто прогуливаешь
уроки. Он поехал на озеро на окраине города, искупался, позагорал, выпил
красного вина, подремал, еще раз искупался. К вечеру нашел на другом конце
озера ресторан с террасой. Поел, снова выпил красного вина, полюбовался
закатом. Он был в ладах с самим собой, в ладах со всем миром.
Что это было? Красное вино? Прекрасный день и чудесный вечер? Успешная
карьера и счастье с женщинами? У него есть еще год, потом стукнет пятьдесят
и пора будет подводить итоги. Но вряд ли до этого что-то допишется в книге
его жизни. Вот уж скоро тридцать лет, как он решил, что этот мир необходимо
сделать лучше и справедливее. Потому что на земле всем хватит хлеба, а также
роз, миртовых кустов, красоты, радости и сладкого горошка. Эти сладкие
стручки, воспетые Гейне,* тогда как-то особенно запали в душу, больше, чем
коммунистическое общество Маркса, хотя он не имел ни малейшего представления
о том, как эти стручки выглядят, каковы на вкус и чем отличаются от
нормального гороха. Но и о том, как будет выглядеть коммунистическое
общество, каково оно будет на вкус и чем будет отличаться от нормального
общества, он тоже не имел ни малейшего представления. Да, сладкий горошек
для всех, когда будут лопаться от спелости созревшие стручки! Может, еще раз
кинуться в политику? Поработать у зеленых, где были друзья его молодости? А
может, у социал-демократов, где подвизаются его нынешние друзья? Все они
звали его, приглашали заняться политической деятельностью. Западный и
Восточный Берлин, объединенные административно, должны стать единым целым -