"Бернхард Шлинк. Сладкий горошек" - читать интересную книгу автора

политическим и архитектурным. Одного без другого не бывает, и для этого
нужны такие личности, как он. Мужчины. В политике он охотнее встречался бы с
женщинами. Этакая политическая эмансипе, очки в никелированной оправе и узел
рыжих волос на затылке. И когда этот узел рассыпается, волосы роскошной
волной падают на плечи, а глаза без очков глядят удивленно и призывно.
______________
* Имеются в виду строки из поэмы Г. Гейне "Германия. Зимняя сказка"
(гл. 1): Есть розы и мирты, любовь, красота / И сладкий горошек в приправу.
/Да, сладкий горошек найдется для всех... (перевод В. Левика).

Он рассмеялся. Да, сейчас это было красное вино. Но только ли оно? Не
крылась ли в этом красном вине та глубокая истина, которая открывается
только тому, кто открыт этой истине. Мудрость сладкого горошка. Нужно быть
счастливым самому, чтобы сделать счастливыми других. Нужно, чтобы у тебя все
шло хорошо, тогда ты станешь радоваться и способствовать тому, чтобы и у
других все было хорошо. И даже если сделаешь счастливым только себя - каждая
крупинка счастья, которая приходит в мир, делает мир счастливее, каждая
новая частичка счастья, своего или чужого. Только никого нельзя обижать. Он
никого не обижал.
Томас сидел на террасе. Светила луна, и ночь была светла. Ах, как это
хорошо иметь право быть довольным миром и самим собой.

6

Осенью ему надо было лететь в Нью-Йорк. Переговоры с консорциумом,
осуществлявшим строительство моста, тянулись месяцами, а сам тон этих
переговоров был для него непереносимым. Наигранная доверительность с
обращением по имени, наигранная доверительность в разговорах о семье, детях,
поездках на уик-энд за город, наигранная сердечность приветствий по утрам, -
все это ему опостылело. Опостылело то, что устные договоренности,
достигнутые вчера, в сегодняшнем письменном проекте договора бывали отражены
лишь наполовину, а относительно другой половины нужно было начинать
переговоры заново. Кроме того, когда рабочий день в Нью-Йорке заканчивался,
в Токио он только начинался, и все заново приходилось обсуждать до утра с
токийским партнером.
И однажды все застопорилось. В Нью-Джерси возникли политические
проблемы, которые мог разрешить только лично губернатор штата. Когда стало
очевидно, что справиться с ними за день он не сможет, Томас решил, что ему
нечего сидеть вместе с другими и ждать. И он ушел.
Он слонялся по городу, шатался по парку, заглянул в музей, не миновал и
тех домов, в которых так хотела жить Юта, пересек квартал, где звучала
только испанская речь, и наконец напротив какой-то большой церкви наткнулся
на кафе, где ему очень понравилось. Оно было не из разряда тех шикарных кафе
с быстрым и безукоризненным обслуживанием, где быстро и корректно подают
счет, ты платишь и сразу же уходишь. Здесь посетители сидели, читали, что-то
писали и беседовали, как в каком-нибудь кафе в Вене. Все столики на террасе
были заняты, и он зашел внутрь.
По дороге он купил три почтовые открытки. Первую написал Хельге,
"Дорогая, в городе жарко и шумно, и я не понимаю, что люди в нем находят.
Мне осточертели переговоры, осточертели американцы и японцы, осточертела моя