"Иван Шмелев. Волчий перекат" - читать интересную книгу автора

кто он? инженер?

II

В двадцатых числах августа Серегин опять перекинулся на средний плес,
под Большие Щуры. Так он и сам говорил про себя - перекинулся: такая
неспокойная была должность.
Сейчас же за половодьем проверяли стрежень на нижнем плесе, потом
перекинули его на Завалы, где землечерпалка; три недели, петровками, маячил
он на косах у деревни Большие Щуры, а потом месяца полтора обставлял
судоходными знаками участок по Вычегде. И только покончил - срочная
телеграмма кинула его вновь под Щуры, где стали крепко садиться только что
пущенные большие пароходы. Лето было засушливое, вода валилась, и жалобные
ящики на судоходных постах каждый день доставляли неприятность.
Назначение под Щуры было Серегину в радость: он и сам собирался туда,
хотя бы налетом. А когда-то он проклинал их, эти Щуры. Маячники штрафились
там, как нигде. Там река баловалась, играла перекатами и косами, ставила
заманихи пароходам. А теперь все здесь нравилось: и еловая чаща на кручах, и
пески того берега, и вязкое побережье в ключах, и валун, завалившийся к
самой воде, и самое имя - Большие Щуры. Они таились за взгорьем и конечками
крыш хитро мигали пароходным дымкам: а вот и мы, Большие Щуры! а вот и нет
нас!
И как увидал с парохода поспешавшего на веслах рыжего Семена-маячника,
приставил ладони и крикнул раскатисто во всю реку:
- Навастрива-ай!
Долгим стоном ответила ему еловая чаща, а сбитые криком чайки
заплакали. И не от тоски, потому что не было здесь тоски: весело было на
светлой реке. Радовались свежей краской баканы; висли вниз головами рыжие
ели, точно в веселой игре, вцепившись корнями в тряские берега, а зеленые
заглядывали на них сверху; ключи так сверкали, точно весь берег был в
серебре. Все показалось Серегину ясным, веселым, добрым: даже валун улыбался
каменной лысиной. Потому, что судьба подарила ему здесь улыбку, и эта улыбка
осталась на всем. Воздух был так звонок и чист, что Семен сразу признал,
кто, высокий, стоит на корме, загродив спиной падающее к пескам солнце. Да и
кому еще ехать сюда, на вязкие берега, снизу!
- Егор Ива-ныч!
Серегин прыгнул в Семенову лодку и остался стоять, качаясь на высокой
волне, провожаемый взглядами женщин, вольный, крепко загоревший, веселый.
Увидал светлый валун и вспомнил, как в белой ночи не мог спать, как охватил
тогда накрепко этот холодный валун и вырвал из заевшей его чмокнувшей глины.
И все вспомнил. Стряхнул на затылок фуражку и руганул весело и Семена, и
реку, и затихающий пароход:
- Раков все, черти, давите!
Подмигнув пароходу, сказал весело и Семен:
- Повертелся надысь у косы... Та-чал капитан... шумной!
- С вами будешь шумной!
А Семен подмаргивал про себя из-под драного картуза под писк ерзавших
весел. А когда Серегин доставал папиросу, признал жестяную коробочку с
крашеной бабочкой наверху. Показывал ему как-то Егор Иваныч эту коробочку,
тыкал к носу и говорил: