"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 1)" - читать интересную книгу автора

Иван Шмелев

Пути небесные (часть 1)

Эту книгу - последнюю написанную мной
при жизни незабвенной жены моей
Ольги Александровны и при духовном
участии ее- с благоговением отдаю
ее светлой Памяти.
Ив. Шмелев.
22 декабря 1936 г. Булонь-сюр-Сен

I


ОТКРОВЕНИЕ


Эту ч у д е с н у ю историю - в ней земное сливается с небесным - я
слышал от самого Виктора Алексеевича, а заключительные ее главы проходили
почти на моих глазах.
Виктор Алексеевич Вейденгаммер происходил из просвещенной семьи, в
которой перемешались вероисповедания и крови: мать его была русская,
дворянка; отец-из немцев, давно обрусевших и оправославившихся. Фамилия
Вейденгаммер упоминается в истории русской словесности; в 30-40-х годах
прошлого века в Москве был "благородный пансион" Вейденгаммера, где
подготовлялись к университету дети именитых семей, между прочим - И. С.
Тургенев. Старик Вейденгаммер был педагог требовательный, но добрый; он
напоминал, по рассказам Виктора Алексеевича, Карла Ивановича из "Детства и
отрочества". Он любил вести со своими питомцами беседы по разным вопросам
жизни и науки, для чего имелась у него толстая тетрадь в кожаном переплете,
прозванная остряками "кожаная философия": беседы были расписаны в ней по
дням и месяцам,- своего рода "нравственный календарь". Зимой, например,
беседовали о благотворном влиянии сурового климата на волю и характер;
великим постом-о душе, о страстях, о пользе самоограничения; в мае - о
влиянии кислорода на организм. В семье хранилось воспоминание, как старик
Вейденгаммер заставил раз юного Тургенева ходить в талом снегу по саду,
чтобы расходить навалившееся "весеннее онеменение". Такому-то
систематическому воспитанию подвергся и Виктор Алексеевич. И, по его словам,
не без пользы.
Виктор Алексеевич родился в начале сороковых годов. Он был высокого
роста, сухощавый, крепкий, брюнет, с открытым, красивым лбом, с мягкими
синими глазами, в которых светилась дума и вспыхивало порой тревогой, Всегда
в нем кипели мысли, он легко возбуждался и не мог говорить спокойно.
В детстве он исправно ходил в церковь, говел и соблюдал посты; но лет
шестнадцати, прочитав что-то запретное,- Вольтера или Руссо,- решил "все
подвергнуть критическому анализу" и увлекся немецкой философией. Резкий
переход от "нравственного календаря" к Шеллингу, Гегелю и Kaнту вряд ли мог
дать что-нибудь путное юному уму, но и особо вредного не случилось: просто
образовался некий обвал душевный.