"Олег Шмелев. Три черепахи " - читать интересную книгу автора

глянешь - они мигают друг другу, а потом кажется, что это они на тебя
показывают - мол, смотрите, какой храбрый и самостоятельный парень лежит
там, на берегу реки Волги. Шевельнется жалостная мысль: как-то теперь
чувствуют себя родители, но вспомнишь, ради какой цели кинул отчий дом, и
поймешь, что ничего уж с этим не поделаешь. И вдруг просыпаешься, как будто
и не засыпал, и солнце зажгло оранжевым огнем всю реку, сколько видно
вправо и влево...
Понемногу мы начинали считать себя старыми речными волками. Но рыба
надоедала, припасы в сумках таяли, и мы были вынуждены заниматься
реквизициями, а это требовало больших усилий и подвергало опасности.
Покупать мы уже ничего не могли, потому что от двадцати первоначальных
рублей осталась всего трешка.
Беда наша была в том, что мы попали в межсезонье: в садах вишня уже
отошла, а яблоки только-только наливались. Картошка на огородах ботвой
удалась, а копнешь - там еще сплошной горох. Волей-неволей пришлось
обратить внимание на домашнюю птицу. Так случилось, что поголовье кур в
некоторых прибрежных деревнях и селах сократилось, но ненамного. Больше
одной курицы в день съесть мы не могли, тем более что иногда удавалось
приносить из курятника тепленькие яйца.
Хоть и говорится в народе про человека, у которого руки трясутся, что
он будто кур воровал, но я с тех пор сильно сомневаюсь в точности этой
поговорки. Во всяком случае, у нас с Эсбэ руки не тряслись.
Однако жизнь нас скоро покарала.
Двадцать седьмого июля, после трехнедельного плавания, мы подошли к
Казани и заночевали километрах в трех от города. Утром проснулись,
искупались, поели. И только тут Эсбэ обратил внимание, что прямо против нас
метрах в ста от берега баржа на якоре стоит - видно, она ночью пришла,
когда мы спали. Носом по течению развернута, за кормой лодка на коротком
буксире.
- Глянь, на нас в бинокль смотрят, - сказал Эсбэ.
И правда, какой-то дяденька в белой майке стоит на корме баржи и
держит перед глазами бинокль. Пока мы обменивались соображениями, этот дядя
откладывает бинокль, подтягивает лодку, прыгает в нее, отвязывается и
плывет к нашему берегу.
- Давай! Быстро собираться! - говорит Эсбэ и кидает в нашу лодку
сумки.
Но не успели мы ничего предпринять. Дядя в пять гребков уж тут как
тут. Вдавил лодку носом в песок, перемахнул на землю и прямо к нам.
- Издалече будете? - спрашивает и глазки щурит нехорошо.
- Из Казани, - врет Эсбэ.
- И лодочка из Казани будет? - издевается дядя.
- А откуда же еще...
- Так-так-так, - говорит дядя и берет в руку цепь, вдетую в кольцо на
носу нашей лодки. - А случаем, не из-под Горького эта посудина?
Эсбэ отвернулся, будто не к нам речь, подобрал наши ботинки, сунул мне
мои и дернул меня за рукав.
Мы дали такого стрекача - только ветер в ушах засвистел. А может, это
дядя свистел, потому что я раз оглянулся и заметил, что он пальцы в рот
сунул.
Сколько жить буду, никогда понять не смогу, как узнал этот дядя свою